Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Президент согласился, но попросил Черчилля изложить это заявление в письменном виде.

Министры иностранных дел отработали текст и представили его для рассмотрения. Документ был составлен в виде заявления о соглашении между тремя державами. Президент снова объяснил, что не властен принимать подобное официальное обязательство от имени американского правительства, но, чтобы выйти из щекотливого положения, предложил внести три поправки, после чего заявление превратилось в простую констатацию точек зрения трех глав правительств. После этих поправок параграф в декларации о Польше. ставшей частью коммюнике, выглядел так: «Все главы трех правительств считают, что восточная граница Польши должна проходить по линии Керзона с отклонениями в некоторых местах на пять-восемь километров в пользу Польши. Они признают, что Польша должна получить значительное прибавление к территории на севере и на западе. Они считают, что в свое время следует узнать мнение нового польского Временного правительства национального единства о размерах этих прибавлений, поэтому решение вопроса об окончательном определении западной границы Польши следует отложить до мирной конференции».

Русские не сдавались. Молотов настаивал, чтобы последняя фраза звучала так: «Признается, что Польша должна получить значительное прибавление территории на севере и на западе с возвращением ей прежних границ в Восточной Пруссии и на Одере».

Рузвельт спросил, давно ли эти земли принадлежали полякам. Молотов ответил: очень давно, но всего однажды!

Президент (смеясь, премьер-министру): «Вероятно, вы хотели бы, чтобы мы тоже вернулись?»

Премьер-министр: «Думаю, вы были бы для нас так же неудобоваримы, как для поляков слишком большие немецкие территории!»

Сталин снял свое предложение.

Таким образом, было решено, что территория Польши будет расширена. Но кто будет руководить страной? Должен ли быть у польского народа свободный и справедливый выбор определить это? К последнему дню, после изнурительных переговоров, конференция пришла к соглашению о формулировке этих вопросов.

Американское и британское правительства понимали, что время для создания коалиции Лондона и Люблина прошло. Единственное приемлемое решение заключалось в создании нового, более представительного временного правительства, которое назначит свободные выборы, как только позволят условия. Рузвельт внес предложение, направленное на осуществление этого плана, и 6 февраля представил его конференции. Оно предусматривало создание, при содействии небольшой группы польских лидеров, правительства, состоящего из представителей пяти польских политических партий. Черчилль использовал всю свою силу убеждения, чтобы поддержать эту программу. Он старался сохранить хотя бы часть лондонской правительственной группы, которая была с Британией в самые тяжелые периоды войны, предложив, чтобы во временное правительство вошли люди доброй воли, такие, как Миколайчик, Грабский и Ромер.

Сталин был вежлив, но в голосе его звучали обвинительные ноты. Он заметил, что Черчилль, по-видимому, ошибается, говоря, что они втроем должны создать в Ялте правительство для Польши, но этого нельзя делать, не посоветовавшись с поляками и не получив их согласия. Однако примирить лондонское правительство с люблинской группой будет трудно, потому что лидеры временного правительства не пожелают говорить о слиянии с лондонской группой. И все же он готов поддержать любые попытки добиться единства, лишь бы они имели успех. Не попросить ли им люблинских поляков приехать сюда (в Ялту), или лучше встретиться с ними в Москве?

После своего первого выступления президент воздерживался от долгих дебатов по этому вопросу, в которые втянулись Черчилль со Сталиным и которые я обозначил лишь краткими штрихами. Но как только встреча закончилась, президент, посоветовавшись с Черчиллем, направил письмо Сталину. Он вновь подтвердил твердую решимость не допустить, чтобы польский вопрос вбил клин в их отношения. Это подразумевало, что в качестве следующего шага они могли бы пригласить в Ялту глав люблинского комитета и двух-трех человек, представляющих различные слои польского общества. выбранных из списка, приложенного к письму. Тогда он, Сталин и Черчилль могли бы посоветоваться с этой небольшой группой о том, как организовать новое временное правительство, и, вероятно, совместно с нею прийти к соглашению о предполагаемом правительстве, которое «должно включать в себя некоторых польских лидеров из-за границы, таких, как господин Миколайчик, господин Грабский и господин Ромер». Тогда американское да и британское правительства будут готовы рассмотреть со Сталиным условия, на которых они выйдут из лондонского правительства, и будет признано новое временное правительство. Наконец, президент считал необходимым оговорить, что любое временное правительство, сформированное подобным образом, должно обещать как можно скорее провести в Польше свободные выборы.

Сталин пытался связаться с лидерами люблинского комитета до следующего заседания конференции 7 февраля, но не смог дозвониться. Докладывая об этом, он выразил сомнение, что удастся вовремя наладить контакты с остальными поляками, чтобы пригласить их в Ялту. Все согласились: провести необходимые консультации с поляками в Ялте не удастся, и придется сделать это позже. После этого конференция до самого конца занималась обсуждением, как следует проводить эти консультации с поляками.

Должно ли новое временное правительство быть просто расширенным вариантом люблинского комитета, выделив места нескольким именитым полякам, живущим как в Польше, так и за границей? Именно этого добивались Сталин и Молотов. Или оно должно быть полностью обновленным, состоящим из нескольких членов существующего временного правительства, представителей демократических организаций, еще существующих в Польше, и польских демократических лидеров, проживающих в данный момент за границей? Этого добивались Рузвельт, Черчилль и их советники. По сути, решался важнейший вопрос: кто будет контролировать Польшу?

Правда и неправда, факты и чувства – все было брошено в противников при последующей дискуссии. Черчилль заявил: если польское правительство в Лондоне будет полностью игнорировано. британский народ придет в ярость, а многочисленные поляки, сражающиеся в небе Британии и на Западном и Итальянском фронтах, сочтут себя преданными. Британское правительство, заключил он, может говорить о признании только в том случае, если всем будет предоставлено право работать на более или менее равных условиях, а за этим последуют справедливые выборы. Сталин говорил от имени поляков, которые оставались в своей стране и разделили страдания и «великий праздник освобождения» со своим народом. Он выразил острую потребность Советского Союза в стабильном и дружественном правительстве за спиной Красной армии, пробивающей себе дорогу к Берлину.

Но самым убедительным доводом Сталина и Молотова стало заключение, что разногласия касаются вопроса о составе правительства, которое будет существовать лишь короткий период, до того момента, когда будет освобождена вся Польша и можно будет провести всеобщие выборы. Как долго, спросил президент Сталина 8 февраля, по его мнению, продлится этот период? Сталин ответил так: «Примерно месяц, если не случится катастрофы на фронте и немцы нас не уничтожат». И затем, с усмешкой: «Не думаю, чтобы это произошло».