Короли Вероны - Дэвид Бликст

Они миновали тело Фацио. Пьетро прикрыл Детто глаза рукой, чтобы мальчик не увидел трупа.

«Фацио, клянусь: Патино за все заплатит».

Граф Сан-Бонифачо лежал на усеянном трупами поле битвы. Его охраняли, но это было излишне: граф умирал и думал лишь о том, сколько ему еще мучиться. Больше никаких мыслей не водилось в его голове, взор то и дело затуманивался, перед глазами все плыло.

Вдруг он увидел Кангранде. Пса. Они никогда не встречались, эти двое. Никогда не говорили наедине. Но граф безошибочно узнал Кангранде — в облике Пса легко прослеживались черты его предков. Кангранде приближался, с ним была женщина, одетая в мужское платье. И в ее лице прослеживались черты предков. Без сомнения, сестра Кангранде. Винчигуерра попытался сесть прямо, насколько позволяла рана. Прислонившись спиной к дереву, граф заставил себя успокоиться.

— Мой милый граф! — Голос у Кангранде был добрый, почти нежный.

— Песик!

Кангранде отпустил караульных и встал на колени, чтобы осмотреть повязку графа.

— Рана серьезная, — прищелкнул языком Кангранде. — Не мешало бы ее промыть. Вам очень больно, милый граф?

— Сейчас уже нет — нога онемела, — отвечал граф.

«Какая трогательная забота. К чему бы это?»

Граф умирал, а умирающие не ведутся на ласковые слова.

— Вы, наверно, сами наложили повязку? Неплохо, но лучше все же показать доктору.

— Не стоит беспокоиться.

— Попробую найти врача. Теперь вы мой гость, и я стану обращаться с вами как с пропавшим, а затем счастливо обретенным братом. Впрочем, вы ведь и есть такой брат. — Винчигуерра моргал, Кангранде осматривался. — Вот проклятье! Морсикато только что был здесь. Знаете, граф, Морсикато три года назад залечил почти такую же рану. Если бы не он, мой друг Пьетро Алагьери остался бы без ноги, а то, может, и вовсе распрощался бы с жизнью. — Кангранде снова взглянул на ногу графа. — Кажется, ваш случай посложней. Да куда же Морсикато запропастился?

— Ты ведь сам дал ему поручение, — вмешалась Катерина.

Кангранде нахмурился, словно пытаясь вспомнить.

— Разве? Ах да, он же должен разыскать кое-кого из рыцарей. Ну ничего, на Морсикато свет клином не сошелся. Не бойтесь, граф, мы доставим вас к другому врачу. И глазом не успеете моргнуть, как снова будете на ногах и еще немало неприятностей нам доставите. — Кангранде похлопал графа по плечу, словно непослушного ребенка, поранившегося по собственному неразумению. Затем поднялся, приблизился к своему коню и явно собрался уезжать. У сестры его был такой вид, точно она проглотила лягушку, однако она ни словом не отреагировала на намерение брата.

— Подождите, — прохрипел граф. — А как же мальчик?

— Какой мальчик? Пьетро? Он поправился. Немного прихрамывает, но сегодня надел доспехи и со своим отрядом задал жару падуанцам. Нечасто видишь такую доблесть. Пьетро — воплощение рыцарского духа; впрочем, таким он и должен быть — ведь это я посвятил его в рыцари. А теперь извините, граф, у меня дела.

Большая кровопотеря дала о себе знать — граф разразился криком:

— Нет! Не Алагьери. Мальчик — ее мальчик, ваш сын. Франческо. — Граф перевел дух. — Пошлите гонцов в палаццо, о великий Скалигер. Вы увидите, что ваше сокровище похитили у вас из-под носа.

Кангранде вскинул брови.

— Так вы о Патино? Мой милый граф, неужели вы действительно считаете нас такими глупцами? Разве вы меня не слушали? Я же сказал: тут Пьетро. Именно Пьетро два года назад помешал Патино похитить ребенка, и у него прекрасная память. Он узнал вашего агента и сразу же сообщил обо всем моей сестре. За вашим агентом всю ночь следили пять пар глаз. Граф, вы меня просто разочаровали — додуматься поручить столь дерзкий план такому человеку, как Патино!

— Ничего не поделаешь, приходится довольствоваться тем, что под рукой, — промолвил граф. Лицо его выражало напряженную работу мысли.

«Конечно, они не выяснили, кто такой на самом деле Патино…»

— И не говорите, — рассмеялся Кангранде. — К счастью, у меня под рукой всегда то, что нужно. Пьетро сразу просек, что Патино вздумал скрыться с воспитанником моей сестры.

— Выходит, вы не признаете ребенка?

Кангранде расхохотался во все горло. Утирая слезы, он произнес:

— Знаете, граф, мне еще никто такого не говорил! Вы первый! Больше никто не посмел. Пожалуй, я даже когда-нибудь открою вам этот секрет. С другой стороны, разве человек, доверивший столь важное дело Патино, достоин секрета? Граф, как вы могли? Ведь план-то наверняка был хорош, пока за дело не взялся Патино! Одному богу известно, куда он направился.

Винчигуерра уже открыл рот, чтобы ответить, но вовремя спохватился.

— Так вы его не поймали, верно? — рассмеялся Сан-Бонифачо. Он увидел, как сжалась Катерина, и понял, что не ошибся. — Прекрасно! Отличная работа! Синьор, я просто снимаю перед вами шляпу! — И граф действительно потянулся к воображаемой шляпе.

Секундой позже его смех сменился душераздирающим воплем — Катерина вонзила узкий носок башмака в рану на ноге графа, на поверку не такой уж и онемевшей.

— Ваш агент получил не только ваши деньги, но и моего единственного сына. Я хочу, чтобы обоих мальчиков вернули; иначе, граф, предупреждаю, я ни перед чем не остановлюсь. — В голосе Катерины слышалась двойная порция ненависти — собственной и тщательно скрытой братниной — и в то же время спокойствие, которое было страшнее всякой ненависти. Катерина не любила пустых угроз.

Она убрала ногу, и граф перевел дух.

— Светлейшая мадонна, ваши угрозы ничего не стоят. Жизнь уходит из меня по капле, с каждым вдохом и каждым выдохом. Еще день, от силы два — и я отправлюсь в лучший мир. Вопрос лишь в том, как я умру. Какая разница, застанет ли меня смерть во дворце на подушках или в вашей тюрьме, где тиски для пальцев ускорят мой уход, выжимая из меня всю ту же кровь? — Граф поднял глаза на Справедливое Возмездие, воплотившееся на сей раз в Скалигере. — Твой род окончится на тебе, Большой Пес. Ты никогда не увидишь своего наследника.

— Пусть так; однако в твоем нынешнем состоянии тебе от этого не легче. — В голосе Кангранде не было угрозы — только констатация факта.

— Да, верно, — кивнул Бонифачо. — Скоро надо мною сомкнётся вечная ночь, и я отдохну ото всех земных забот. Но я слышал, ты веришь в пророчества. Вот же тебе еще одно: над твоим родом всегда будет тяготеть моя ненависть.

Кангранде опустился на колени.

— Винчигуерра, друг мой, верный сын Вероны, неужели ты действительно хочешь предстать перед Господом с таким тяжким грехом за душой? Одной только смерти этого мальчика достаточно, чтобы навсегда очернить твою душу перед Всевышним.

Граф пожал плечами.

— Мои грехи да останутся при мне. Будь что будет — я с ними смирился. Может, мне суждено гореть вместе с самыми жестокими тиранами. Значит, и ты рано или поздно ко мне присоединишься.