Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

В 1944–1945 гг. англо-американские стратегические бомбардировки стали высшим проявлением промышленной мощи и технического мастерства этих стран. Поля Восточной и Южной Англии были усеяны оплетенными спиралями колючей проволоки авиабазами тренировочной, транспортной, истребительной и бомбардировочной авиации. В одном лишь Норфолке было 110 летных полей американских и британских ВВС, каждое по 250 га земли; на каждой базе бомбардировочной авиации было около 2500 наземного персонала (в том числе около 400 женщин) и меняющиеся экипажи 250 самолетов. Эта война велась планомерно, в соответствии с ежедневным смертоносным графиком, растянувшемся на годы.

В последние месяцы войны потери американской и британской авиации резко сократились, но все равно боевые вылеты никогда не были безопасным занятием. Экипаж Алана Гэмбла, представлявший собой типичную для того времени многонациональную смесь (пилот из Австралии, хвостовой стрелок из Америки, штурман и средний стрелок – шотландцы, остальные – англичане), начал свои боевые вылеты в феврале 1945 г., намереваясь «дойти до финиша… Мы надеялись снискать себе славу»49. Все они имели по полному циклу вылетов в Королевской бомбардировочной авиации. Днем 7 февраля они вместе с сотней других бомбардировщиков Lancaster отправились в рейд на нефтеочистительный завод в г. Ванне-Эйкель. Подлетая к французскому побережью, они увидели перед собой черное грозовое облако и набрали максимальную высоту, чтобы в него не попасть. Самолет стал быстро обледеневать, и вскоре его, как выразился Гэмбл, «мотало из стороны в сторону, как пьяную утку».

Они продолжали лететь тем же курсом, но после спора по внутренней связи решили отбомбиться по расположенному неподалеку Крефельду (городу в том же Руре). Самолет летел на высоте 2500 м, и сразу после сброса бомб появился сильнейший крен: ветер с правого борта дул так сильно, «словно хотел вокруг нас обмотаться». Lancaster перевернулся и вошел в штопор. «Экипажу приготовиться покинуть самолет!» – скомандовал Джефф, их пилот, пытаясь восстановить управление. Гэмбл, не сомневаясь в неминуемой гибели, стал молиться: «Дорогой Боженька, ладно, пусть я умру, но чтобы это хоть было не очень больно». Вдруг самолет на минуту выровнялся. Члены экипажа надели парашюты и поочередно выпрыгнули через передний люк. Гэмбл боялся, что его снесет прямо в бурную реку, но ему удалось приземлиться на суше. Экипажу необычайно повезло: все его члены благополучно приземлились и провели оставшиеся три месяца войны в лагере военнопленных.

Города подвергались нещадным бомбардировкам до самого конца войны. Жительница Брауншвейга писала 9 марта 1945 г.: «Самолеты появляются над Берлином ежедневно, а то и дважды в день. Бедные, бедные люди. Как они выдерживают такие страдания? Все измучены до крайности»50. Берлинец Карл Дойтман писал об одном из налетов американских ВВС: «Даже за метровыми стенами бомбоубежища мы больше часа слышали один лишь ужасный грохот и гром ковровой бомбардировки, а свет мигал и иногда полностью угасал. …Когда мы вышли из бункера, солнце полностью исчезло, небо потемнело от туч. Огромное море дыма от бесчисленных больших и малых пожаров нависало над всем центром города. …На Нойбургерштрассе… разбомбили ремесленное училище для девочек; сотни девочек укрывались там в подвале. Впоследствии родители стояли перед изувеченными трупами, с которых ударной волной сорвало одежду, и не могли опознать своих дочерей». Из дневника жителя Хагена за 15 марта 1945 г.: «В обществе царят страх и паника. В городе не осталось ни одного целого общественного здания, ни одного магазина и, наверное, ни одной улицы. Я потрясен до глубины души и не могу описать все эти ужасы. В воздухе только жуткое шипение и рев. Я стою бок о бок с другими в полной растерянности, не представляя себе, что делать»51.

Немногие британцы и американцы беспокоились об участи разрушаемой бомбежками Германии – в некоторой степени из-за того, что правительства планомерно вводили их в заблуждение о сути этой кампании: реальность ковровых бомбардировок и планирование налетов на жилые районы маскировались формулировками о промышленных объектах. ВВС США, придерживавшиеся концепции точного бомбометания – как по моральным соображениям, так и в соответствии со своей военной доктриной, – никогда не признавали официально, что их операции, особенно управляемое радаром «слепое бомбометание», наносят почти такой же ущерб гражданскому населению и его собственности, как и воздушные налеты Королевских ВВС. Более того, это было бы слишком – просить народы стран-союзников, пострадавших от немецкой агрессии, заботиться о жертвах среди мирного населения Германии.

Некоторые информированные британцы больше беспокоились о разрушении памятников архитектуры, чем о гибели людей: так, член парламента от национал-лейбористской партии и эстет Гарольд Никольсон выразил возмущение безразличием общественности к разрушению культурного наследия Европы. «Можно поставить в упрек демократическому образованию, – писал он в журнале Spectator в феврале 1944 г., за год до бомбежки Дрездена, – что народы Британии и Америки безразличны или даже враждебны к этим высшим проявлениям человеческого разума. Нашим лидерам не к лицу столь небрежное восприятие своей ответственности. Нашим внукам будет горько, что мы, которым следовало непреклонно отстаивать европейское наследие, вместо этого отвернулись»52.

Никольсон был прав, предполагая, что грядущие поколения будут питать отвращение к стратегическим бомбардировкам, но природу этого отвращения он оценил неверно: в XXI в. ковровые бомбардировки мирного населения порождают эмоции более сильные, чем разрушение великолепных дворцов. Немало немцев и даже отдельные англосаксы ставят знак морального равенства между злодеяниями нацистов, убивавших невинных людей, в особенности евреев, и злодеяниями союзников, сжигавших германские города. Но такой подход неверен. Целью бомбардировок был разгром стран оси и освобождение Европы. Нацистские массовые убийства не только погубили гораздо больше людей, но даже не были направлены на достижение стратегических целей. Они производились исключительно ради идеологических и расовых целей Третьего рейха. Главной причиной чрезмерных бомбежек в 1945 г., когда война, несомненно, близилась к концу, был технологический детерминизм: поскольку могучие военно-воздушные силы существуют, то их надлежит использовать по назначению. Годы сражений с беспощадным врагом притупили чувства союзников и приглушили их человеколюбивые инстинкты. В этом нет ничего необычного.

После окончания войны американские и британские летчики, участвовавшие в стратегических бомбардировках Германии, с изумлением увидели, что их вклад в победу, связанный с самопожертвованием и опасностью для жизни, подвергается критике и даже шельмованию. Благодаря их налетам военная экономика нацистского рейха рухнула, но рухнула она слишком поздно для того, чтобы бомбардировочная авиация успела снискать славу, которую она, по мнению командования ВВС, более чем заслужила. Еще немного, и сухопутные силы союзников завершили бы разгром рейха собственными силами. Бомбардировочная авиация внесла значительный вклад в победу, но достигла ужасающей зрелости слишком поздно и не смогла настоять на собственном видении своих заслуг.

Критики пришли к выводу, что союзники заплатили неприемлемо высокую моральную цену за второстепенное стратегическое достижение. Вот что сказал сэр Артур Харрис: «Все сводится к тому, что никто не любит бомбардировщики, которые швыряют на вас бомбы, и все любят истребители, которые сбивают эти бомбардировщики»53. Он же как-то с горечью заметил: «Я не намерен… войти в историю как автор или единственный исполнитель стратегических планов по разрушению городов Германии»54. Он утверждал, что «никогда не обладал стратегическим руководством бомбардировочной кампанией… только тактическим руководством, с помощью которого исполнялись полученные… стратегические директивы».