Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова - Сергей Васильевич Максимов

сего дня – злой дух, сокращающий жизнь, а в переносном смысле – нечаянная и преждевременная, в молодых летах, смерть; «Корочун его возьми!» – до сих пор там побраниваются со зла. Там еще не свыклись с Поворотом, как великорусы, но Корочуна хорошо помнят. Это старый дзед (дед) – сива борода. Он носит эту седую бороду длинною; сам ходит в белой шубе, но всегда босоногим и без шапки. В руках он держит тугой лук и железную булаву, и когда рассердится, то ударяет ею в пень, вызывает вихри и рассылает их по земле, а самым стуком производит трескучие морозы. За то и зовут его кое-где морозом и зюзей. Молитва ему такая: «Хадзи куцью есть: на чугунную бороду железным кнутом». Это темное мифическое выражение значит так: не мешай уродиться хлебу и всему тому, что можно положить сковородником (железным кнутом) в чугун или на сковородку (железную борону). При этом и священнодействие в полной форме: в самый вечер каляды за ужином, или куцьёй, бросают первую ложку праздничной кутьи за окно для умилостивления сердитого бога с вышеупомянутым ласкательным приговором. А затем во время колядок чествуют его обязательно и безбоязненно тем, что водят живого медведя с козой, благодаря местечку Сморгонам, где князь Радзивилл научил обучать этих неповоротливых, но понятливых зверей затейным пляскам. Нет под боком цыгана с живым медведем – сами наряжаются зверем, выворачивая кожухи наизнанку.

Чересчур

Вовсе не с той целью, чтобы поставить читателя в тупик и затруднить разгадкой, я придумал и выставил такой, по-видимому, странный заголовок. Пользуясь известным грамматическим правилом, дозволяющим всякой части речи быть подлежащим, принимаю за таковое всем знакомое и общеупотребительное наречие. Ставлю же его в заглавие своей статьи по той причине, что оно дает тему для беседы. Эта тема может показаться и новой, и любопытной, лишь только мы зададим себе самый простой вопрос: что значит это русское слово и откуда оно произошло?

Применение загадочного слова чересчур в обиходной речи для каждого совершенно понятно. Неясно лишь его происхождение, так сказать, колыбель и место его родины. Слишком, то есть с ненужной прибавкой: с излишком поел жирного, сырого, сладкого, проще, объелся – и заболел. Не в меру или чрезмерно, то есть свыше предела и границ, определяемых заслугами и достоинством каждого человека, одного жалуют, возвышают и балуют, а на другого, более достойного, чересчур нападают и унижают его – обоих равным образом делают чересчур против нужного и должного несчастными. Иные чересчур весело живут и при этом большей частью чрезмерно тратят денежные средства и чрезвычайно быстро проживают состояния – чрезвычайно в том смысле, что поступают таким образом больше и дальше, чем предписывает общий свычай и указывает мера расчета и благоразумия. Среди этих сложных слов занимающее нас отличается, между прочим, тем, что оно по значению почтеннее, а по происхождению древнее. Первые – более книжные, сочиненные позднее учеными людьми, другое – совершенно обиходное и коренное народное слово. Если мы расчленим (говоря учебным выражением) слово чересчур, то есть разделим на обе составные части наше наречие, то получим предлог через и существительное чур.

Чур у наших предков, у язычников-славян, был божеством не особенно высокого ранга, скорее полубогом, мифическим существом, однако таким, что имя его повсюду знали и особенно чествовали. В Белоруссии, например, чур до сих пор не забыт (как случилось в Великороссии), но пользуется особенным уважением. Он почитается покровителем и сберегателем границ поземельных владений и еще живет на земле как существо, которое может награждать и наказывать, любить и ненавидеть и т. п.

Все славянское племя, и в том числе русская ветвь его, – преимущественно хлебопашцы. Вот, например, старорусский богатырь Чурило Пленкович, не помнивший ни отца, ни матери, идет от короля в Литве в свою сторонушку на свою родину, а все дойти не может. Идет он дорогой широкой да осмотрится, а все видит, что пахарь попахивает. День идет до него – дойти не может, а прислушается: все пахарь лошадку понукивает. И на третий день все одно и то же: и видит и слышит, как у пахаря соха поскрипывает. Насилу он дошел, словно в образное предсказание исторических судеб земледельческой Руси, которую после Киева и Волхова надо было искать на Клязьме, на Печоре, за Камой, на Иртыше и далее до самой Камчатки. Всем понятно и известно, до какой степени любит и ценит, холит и удабривает всякий земледелец свой участок. Ту почву, которая родит хлеб и питает семьи, он зовет не иначе как матерью (сырой землей). Проще сказать, крестьянин боготворит землю: плодотворную силу ее почитает за божество, чествует приношениями и жертвами и устанавливает особые праздники с песнями и плясками. Так было и у всех народов на земле, а у нашего языческие верования и суеверное обоготворение земли как питательной почвы соблюдается до сих пор в такой мере, что можно их наблюдать и ясно видеть. В особенности это удобно делать в тех местах, где вся жизнь зависит от земледелия, как в Малороссии и Белоруссии, там, где языческие верования еще борются с христианскими, как в указанных странах и в глухих отдаленных местностях Великороссии.

Везде и всякому дорог тот участок земли, от которого он питается, который с величайшим трудом отбил от леса и болота, удобрил, возделал и буквально полил своим потом. Всякий строго следит за своей полосой земли и старается не запахивать чужой соседней, но есть лихие, дерзкие и бессовестные люди, которые любят жить чужим добром и трудом. Существуют в природе такие могучие и неожиданные явления, в виде ураганов с лютыми дождями и гибельными наводнениями и пр., что смывают и разрушают определенные межи так, что потом бывает трудно разобраться в своем и чужом. Надобится посредник, который разобрал бы споры и прекратил ссору; желательна такая сила, которая сберегала бы межи от разрушения и истребления. Но где найти и то и другое, когда и самые межи невозможно определить с точностью, и пределы поземельных граней выяснить на почве, точно так же как делается это пером и циркулем на бумаге?

В старину да и теперь там, где земли много и лежит она в диком состоянии, будто никому не принадлежащею, поневоле прибегали к случайным и неточным межам. В старинных актах мы то и дело наталкиваемся на такие обозначения границ: «С каменя на вяз, да с березы дóлом прямо через поперек бору к грановитой сосне, а на ней граница крест».

Налетала на ту сторону огненная стрела молнии, и сгорало