Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

– Ага. Ну ладно, расскажу, раз вы хотите. Хотя ничего интересного в этом нет. Вообще-то я с самого начала не собирался делить судьбу с сэнсэем, бегать за ним, как нитка за иголкой. Я уже говорил вам: когда сэнсэй решил участвовать в выборах, к нему от дяди все-все перешло, весь «электоральный ресурс», как говорят. И я в той же куче оказался. Это было совсем неплохо. Если судить объективно, у Нобору-сан перспективы куда лучше, чем у его дядюшки, и при нем состоять – гораздо выгоднее. «Из него большой человек получится, коли дела и дальше так пойдут», – думал я.

Казалось бы, за таким хоть в огонь, такому человеку верным надо быть. А вот и нет! Не было у меня такого чувства. Почему? Сам не знаю. Может, вы не поверите, но я верность хранить умею. Чего только старый Ватая-сэнсэй со мной не вытворял! Бил, ногами пинал, обращался как с мусором, как с дерьмом последним. Молодой по сравнению с ним – просто душка. И все же… странное дело, Окада-сан, за старым я без разговоров готов был идти куда угодно, а вот с молодым как-то не сложилось. Знаете почему?

Я пожал плечами.

– Видите, я от вас ничего не скрываю. А все дело в том, что мы с Ватая-сэнсэем по сути своей похожи, – заявил Усикава, достал из кармана сигареты, чиркнул спичкой и закурил. Не спеша затянулся и так же медленно выдохнул дым. – Разумеется, мы с Ватая-сэнсэем с виду разные – и происхождением не схожи, и головой. Разница просто неприличная, даже если в шутку нас сравнить. И все же, все же… Стоит нас чуть-чуть поскрести – и станет ясно, что мы, в общем-то, из одного гнезда. Я это сразу понял – прямо осенило, будто в солнечный день надо мной вдруг зонтик раскрылся. Он, конечно, интеллигента из себя строит, а на самом деле плут еще тот. Совершенно ужасный тип.

Хотя нет. Нельзя сказать: раз он плут – значит, ни на что не годится. Мир политики, Окада-сан, – это алхимия своего рода. Мне не раз приходилось видеть, как совершенно несуразные и вульгарные желания приносят великолепные результаты. А есть и другие примеры: когда благородные великие цели оборачиваются продажностью и коррупцией. Политика – такая штука… В ней не рассуждают. В ней все решает результат. Но Нобору Ватая даже в моих глазах – полный подонок. Уж на что я отмороженный – и то пигмей по сравнению с ним. Мне его ни за что не одолеть. Так что я сразу понял, в момент: мы одного поля ягода. Что он, что я – один хер. Извините за грубое слово. Понятно?

Хочу спросить, Окада-сан. Например, человек кого-то ненавидит. Как вы думаете, от чего он бесится больше всего? Когда видит, что другой человек без всякого труда получает то, о чем он сам безумно мечтает, но не может иметь. Когда с завистью смотрит, как кто-то запросто входит туда, куда ему хода нет. И чем ближе этот счастливчик, чем лучше он знаком, тем сильнее к нему ненависть. Вот так. Для меня такой человек – это как раз Ватая-сэнсэй. Услышь он такое – удивился бы, наверное. А вы, Окада-сан, испытывали когда-нибудь такую ненависть?

Я действительно ненавидел Нобору Ватая, но совсем не так, как говорил Усикава, поэтому лишь покачал головой.

– Что ж, вот мы и подошли к Кумико-сан. Сэнсэй вызвал меня как-то и велел приглядеть за ней. Обещал отблагодарить, но мало что рассказал о ее тяжелом положении. Только что она – его сестра, что у нее не сложилась жизнь с мужем и что живет она отдельно, одна. И что не очень хорошо себя чувствует. Стал я делать что приказано. Каждый месяц оплачивал через банк аренду ее квартиры, подыскал подходящую домработницу. В общем, ерундой всякой занимался. Других дел было полно, поэтому первое время Кумико-сан меня мало интересовала. Ну поговоришь по телефону, когда что-то нужно, и все. Да и она большей частью помалкивала. Как бы это сказать… Такое было впечатление, будто она забилась в угол комнаты и нос оттуда не показывает.

Усикава сделал паузу, чтобы глотнуть воды, мельком взглянул на часы и аккуратно прикурил новую сигарету.

– Но этим дело не кончилось. Тут ни с того ни с сего возникли вы, Окада-сан. Всплыла история про дом с повешенными. Когда появилась эта статья в журнале, Ватая-сэнсэй меня вызвал и попросил разобраться, нет ли какой-нибудь связи между вами и домом, о котором там говорилось. Его этот вопрос волновал, и он хорошо знал, что секретное расследование лучше поручить мне. Ясное дело – пусть бедный Усикава отдувается. Я принялся копать изо всех сил и откопал. А дальше вы уже все знаете. Результат оказался поразительный, надо сказать. Взявшись за это дело, я, конечно, нацеливался на политиков, думал: а вдруг и они замешаны? Но даже мне в голову не приходило, какая крупная рыба на крючок попадется. Вы уж извините за такие слова, но получилось, что я на мелкую креветку окуней наловил. Правда, сэнсэю не стал об этом говорить, решил все при себе оставить.

– Выходит, собрали улики и решили лошадь поменять? – спросил я.

Усикава выпустил в потолок струйку дыма и перевел взгляд на меня. В его глазах мелькнула странная тень, которую я раньше не замечал.

– Как здорово вы все схватываете, Окада-сан! В общем, так оно и есть. Вот я себе и сказал: «Эй! Усикава! Уж если менять место работы, то сейчас – самое время». Так что я теперь – ронин[64], на какое-то время, хотя уже почти решено, где дальше буду работать. Но сначала надо остыть немножко, передохнуть, ведь что ни говори, слишком резкая смена курса получается.

С этими словами Усикава извлек из кармана пиджака пачку бумажных салфеток и высморкался. Свернув из использованной салфетки шарик, запихал его в карман.

– Ну хорошо. А что же Кумико?

– Ах да! Конечно-конечно. Мы же о Кумико-сан говорили, – опомнился Усикава. – Признаюсь честно: я так ни разу Кумико-сан и не видел. Так сказать, не был удостоен личной встречи. Мы с ней только по телефону общались. Кумико-сан вообще ни с кем не встречается – не только со мной. Даже с Ватая-сэнсэем видится ли… не знаю. Это для меня тайна. Но ни с кем другим не видится, даже с домработницей, которая к ней ходит. Домработница сама мне сказала. Между собой они общаются только записками – если Кумико-сан нужно что-то купить или еще какое дело, она ей пишет. Без надобности домработница к ней не ходит, они почти не разговаривают. Я как-то заглянул в ее квартиру посмотреть, как дела. Кумико-сан, должно быть, дома была, но мне показалось, что никто там не живет. Уж больно тихо. Другие жильцы тоже, похоже, ни разу ее не видали. А ведь она уже давно в том доме. Больше года. Если точно – год и почти пять месяцев. А на улицу выходить не хочет. Видно, есть причины.

– Где же ее дом находится? Может, скажете?

Усикава медленно покачал головой:

– Извините. Все, что угодно, но только не это. Знаете, как тесен мир! Мне же верить перестанут.

– Что же произошло с Кумико? Хоть это вы знаете или нет?

Усикава, похоже, не знал, что ответить. Я молчал и не сводил с него глаз. Обтекавшее нас со всех сторон время, казалось, замедлило бег. Он еще раз громко высморкался. Поерзал на месте, слегка приподнялся и снова утонул в кресле. Вздохнул.