Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков

Ты промахнулся дюймов на пять, даже легкое не пробил. Дурак, что вообще целил в сердце. Удар снизу в печень был бы надежнее.

— Почему так поздно? — спросил второй. Голос холоден, как снег на Подоле Служанки.

Эрвин вновь потянул ремень. Сжал челюсти, задавливая крик. Чуть не откусил себе большой палец. Язычок пряжки стал в отверстие, ремень туго перехватил грудь. Он сдавленно выдохнул.

Пещера эхом отбрасывала голоса:

— Что вы говорите, сир?..

— Ты должен был прикончить его до Реки.

— Откуда вы знаете? — удивился Луис и тут же захрипел. Тот, второй, что-то сделал с ним. — Сир… сир… простите…

Эрвин дышал, зажимая рот. Один звук — и они спустятся за тобой. Терпи молча. Молча.

— Так почему опоздал?

— Непросто, сир… Он же Ориджин… Я пытался, но все не выходило.

— Дурак, — констатировал второй.

У него все же есть акцент — слабый, но заметный. Эрвин мог распознать на слух говор большинства земель, но не этот. Дикарь?.. Отчего Луис зовет его «сир»?.. И где наши? Почему кайры никак не доберутся до этих двоих?!

— Но теперь-то я сделал… убил… — голос механика срывался от страха. — Ударил в сердце, скинул вниз! Он мертв, сир… правда!

— Хрупкий, хрупкий человек, — произнес второй со странным своим акцентом. — Уходим.

Эрвин ждал, пока их шаги удалятся и затихнут. Казалось, они ползут, как слизняки. Сколько времени уже прошло, а шаги все слышны, слышны. При каждом вдохе края раны трутся о тампон. Терпи молча. Терпи молча, пока они уйдут. Когда шаги затихнут, ты разожмешь рот и заорешь во всю силу, сколько угодно. Только пусть уйдут!

Наконец, шаги стихли. Эрвин выждал еще десяток вдохов. Потом убрал ладони от губ, разжал челюсти.

— Мама… — простонал он и лишился чувств.

Глава 25. Искра

9 июня 1774 г.

Фаунтерра

Уважаемый сир капитан Стагфорт, я обращаюсь к вам с просьбой.

Осознаю, что не в праве просить о чем-либо. Когда свершатся те события, которым предстоит случиться вскоре, вы, возможно, испытаете ко мне глубокое презрение и отречетесь от знакомства со мною. Однако обстоятельства обернулись так, что я должен просить именно вас.

Прежде всего, хочу выразить надежду на ваше скорейшее выздоровление. Да пошлют вам Праматери здоровье и благословение, и пускай хворь немедленно отступит. От души надеюсь, что вы уже пойдете на поправку в день, когда получите это послание.

Теперь же перехожу к сути дела. Как я говорил, вскоре предстоят события столь же грозные, сколь и непредсказуемые в своих последствиях. Герцог Айден Альмера призывает меня к себе, завтра я должен отправиться в Алеридан, а сегодня имею последнюю возможность отправить письмо. Не могу сообщить вам о том, что должно произойти. Такие сведения неминуемо подвергли бы вас опасности. Скажу лишь, что дело может обернуться для меня как возвышением, так и гибелью. К вероятности того, что произойдет последнее, и относится моя просьба.

Сир капитан, прошу вас, как соратника и человека чести. Если вскорости мне придется отправиться на Звезду, позаботьтесь о женщине, что дороже мне всех на свете. К счастью, мне уже довелось представить ее вам. Ее имя — Лейла Агнес Франческа, леди Тальмир. Она живет в доме на Линден-сквер, около Церкви Мужества. Уверяю: что бы вы ни услышали обо мне, леди Лейла не имеет причастности ни к чему бесчестному. Прошу вас, сир капитан: сделайте все, что будет в ваших силах, чтобы защитить ее. Оградите от нападков, что неминуемо обрушатся на нее в случае моей неудачи и гибели.

Нижайше прошу.

Позаботьтесь о самом дорогом мне человеке.

С искренней надеждой,

сир Джон Мирей София, капитан гвардии, лорд Корвис.

19 октября 1755 года от Сошествия,

Фаунтерра

* * *

— Наш мир разваливается. Слепы те, кто этого не видит.

Говорит человек, сидящий во главе стола. Высокий мужчина с проседью в бороде и бакенбардах. Лицо похоже на вспаханное поле — настолько изрыли его морщины. Массивный подбородок выдается вперед, оставив тонкие губы лежать во впадине между челюстью и носом. Бывают собаки, чья морда устроена так же. Мира не помнит названия породы.

— Возьмем вот эту тряпицу, — мужчина ковыряет пальцем роскошную скатерть: зеленый атлас, орнамент золотой нитью. — Это фабричная работа. Знаете, сколько времени понадобилось, чтобы ее соткать? Два часа. Да, миледи, два часа! В былые годы швея сидела бы над нею неделями… А ваш управитель отдал за скатерть не меньше глории. Половина глории — в карман фабричнику. За два часа, миледи! Каждый час фабричник богатеет на четыре агатки с каждого своего станка! Слыханное ли дело, миледи? Не всякий барон имеет такие доходы!

Графиня Сибил, сидящая справа от гостя, слушает его с глубочайшим интересом, даже остерегается жевать. Гость, напротив, наделен прекрасным аппетитом. Его челюсти заняты непрерывным трудом, перемалывая кусочки овощей в кляре и свинины под сырным соусом. Что, впрочем, не мешает мужчине продолжать монолог.

— Барон и граф, и герцог получают свои доходы от земли, а земля ограничена. Сколько ее пожаловано тебе в ленное владение, столько и имеешь. Меж тем фабричник может получать деньги от станков и покупать на них новые станки, и с них тоже получать доход, и так без конца — снежным комом! Так же и купец, что возит товар вагонами по этой… рельсовой дороге. Нанял один вагон, перевез, продал. На выручку нанял уже два вагона, а потом — три, и так далее. Понимаете, к чему это приведет?

Леди Сибил открывает было рот для ответа, но гость взмахом руки велит ей помолчать. Мужчина привык к долгим речам с кафедры и не привык к диалогам. Его зовут Галлард Альмера, он носит сан архиепископа Фаунтерры и первосвященника Праотеческой Церкви. В мирской иерархии он стоит на одной ступени с правящим герцогом. Большой гость, высокая честь для графини Нортвуд.

— Вот у вас книги, графиня: целый шкаф имеется в наличии. Это печатные тома. Я сейчас промолчу о том, что печатные книги лишены души и холодны, как субстанция тьмы. Священное Писание должно быть только рукописного издания, и никак иначе! Но теперь скажу о другом. Когда станки уже налажены и пущены, один такой том выпускается за день. Вы можете представить себе, графиня: за день — копия книги! С этаким темпом книга быстро перестанет быть ценностью. Кто станет ценить вещь, которую можно