Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

8 апреля по паспорту и визе, полученным от абвера, Оппенгейм снова отправился в Швецию и остановился у Валленбергов. Как раз в это время в лондонской газете «Дейли мейл» появилась статья ее стокгольмского корреспондента Ральфа Хьюинса, в которой говорилось, что в столице Швеции находится некий «банкир из Германии, личный эмиссар Гитлера» и что он «устанавливает связи с английскими и американскими друзьями для выяснения возможности заключения сепаратного мира».

Статья вызвала недовольство в Берлине, так как Гитлер готовил свое решающее наступление против СССР. Гитлер пришел в ярость и приказал гестапо раскрыть этот «коварный заговор». Спешное расследование позволило выяснить, что с 25 октября 1941 года по 2 апреля 1942 года пять «банкиров из Германии» побывали в Стокгольме, но ни одного из них не было там в момент появления статьи Хьюинса.

Статья в «Дейли мейл» произвела сенсацию во всем мире, что еще больше усилило ярость Гитлера и активизировало поиски таинственного банкира. На него удалось выйти через так называемых «коричневых друзей» – копии перехваченных телеграмм британского посла в Стокгольме Виктора Маллета в Форин Офис. Немцы вскрыли английский дипломатический шифр и на основании одной из телеграмм смогли идентифицировать этого эмиссара с бароном Вальдемаром фон Оппенгеймом, банкиром.

Выяснилось также, что во время пребывания в Швеции барон встречался «с людьми, имеющими англо-американские связи», в имении Марка Валленберга в Мальвике и на торгах скаковых лошадей в Ульриксдале.

После возвращения в Кёльн Оппенгейма вызвали в Берлин, где в течение нескольких дней допрашивали начальник гестапо Мюллер и инспектор Клеменс, обвиняя в том, что в Швеции он «злоупотреблял именем фюрера» и участвовал в «интригах, наносящих ущерб интересам Германии».

Это было весьма серьезным обвинением, и Оппенгейм все отрицал.

Но как Хьюинс узнал, допытывался гестаповец Клеменс, что Оппенгейм был в Стокгольме? Оппенгейм заявил, что вел себя со всевозможной осмотрительностью. Единственная «утечка информации» могла произойти, когда он побывал с «младшими Валленбергами» в ночном клубе, где выступала чилийская певица Росита Серрано, у которой он попросил автограф. Поскольку ей было не на чем писать, он дал ей свою визитную карточку, из которой она могла узнать его имя и положение, а затем эта информация могла попасть к Хьюинсу.

Поскольку против него не было серьезных улик, дело кончилось тем, что ему разрешили вернуться в Кёльн, однако отобрали заграничный паспорт и запретили поездки в Швецию.

Это было серьезным ударом по абверу.

Но к тому времени Оппенгейм уже зарекомендовал себя в абвере с самой лучшей стороны, и Пикенброк, не согласный с решением гестаповцев, добился его отмены. Оппенгейм не замедлил отблагодарить своего заступника. Немцы как раз намеревались заказать в Швеции 45 рыболовных траулеров для последующего переоборудования их в военные катера. За дело взялся Оппенгейм, и ему удалось убедить шведов принять заказ, несмотря на решительные протесты англичан.

Но это было не все. Гитлеровцы усиленно пытались реализовать акции и облигации, награбленные в оккупированных европейских странах. И тут снова большую помощь оказал им Оппенгейм, выступив посредником между немцами и Валленбергами, проявившими интерес к покупке этих ценных бумаг. К тому времени он уже не был мелкой сошкой в аппарате абвера, а пользовался расположением и доверием не только полковника Пикенброка, но и самого Канариса.

В период между 23 и 30 июля Оппенгейм побывал в Париже, где договорился с Валленбергами о трансфере захваченных зарубежных активов, а 10 сентября снова получил приказ выехать в Стокгольм с заданием абвера «побеседовать с высокопоставленным скандинавом, который возвращается из США с ценной секретной информацией». Этим скандинавом был дипломат из шведского посольства в Вашингтоне, тесно связанный с американскими финансовыми и промышленными кругами. Оппенгейм прибыл в Стокгольм 20 сентября и действительно получил от него информацию о ходе строительства кораблей типа «Либерти», некоторые данные о выпуске самолетов и сведения, изложенные в донесении под заголовком «Поставки и производство каучука». Впрочем, по оценке абвера, материалы оказались «устаревшими и необъективными».

Глубоко оскорбленный апрельскими допросами в гестапо, Оппенгейм уже не проявлял прежнего рвения. Стало ясно, что агент А-2408 перегорел. Барон был исключен из списков абвера 6 ноября 1942 года, на чем его секретная карьера закончилась.

Затем в мрачные для нацистов времена начала 1945 года о нем вдруг вспомнили как о человеке, замешанном в таинственных мирных переговорах, происходивших три года назад. К этому времени Канарис уже не возглавлял германское разведывательное ведомство, а его преемник Вальтер Шелленберг и сам Генрих Гиммлер за спиной Гитлера строили планы заключения сепаратного мира через посредничество Швеции с помощью графа Фольке Бернадотта. Они пришли к выводу, что Оппенгейм может оказаться им в этом полезным.

6 февраля Барон был вновь призван на секретный фронт, быстро внесен в списки, а затем забыт, поскольку не смог или не захотел представить какие-либо результаты. В качестве последнего жеста доброй воли, когда союзники подходили к Бремену, руководство отделения приказало сжечь досье Оппенгейма, чтобы скрыть от союзников свидетельства его прошлой деятельности. Но уцелел один документ, содержащий приказ об уничтожении 37 отчетов и личного дела Оппенгейма. Как и многие подобные материалы, сами бумаги также избежали аутодафе. Они были захвачены нетронутыми американской разведывательной командой, позволив нам реконструировать необычайную историю «еврейского банкира из Кёльна», ставшего нацистским шпионом.

К тому времени как Оппенгейм уже утвердился в роли секретного агента, еще один представитель благородного сословия был привлечен к разведывательной деятельности против Англии. Это был датский аристократ, тесно связанный со шведской королевской фамилией и ее придворными. Особенно близкими были его дружеские отношения с кронпринцессой Луизой, сестрой лорда Луиса Маунтбеттена, который, как объяснил граф своим немецким хозяевам, имел родственные связи с обитателями Букингемского дворца. Он также утверждал, что дружен с графом фон Эссеном, видным придворным и наперсником короля Густава.

Этот дворянин, принятый на службу в абвер вскоре после оккупации Дании, был направлен в Швецию осенью 1940 года, получив въездную визу после вмешательства кронпринцессы. Представленный им отчет от 11 ноября содержит сведения о беседах с королем и наследной четой. В ней содержатся сведения о его споре с кронпринцессой, которую он характеризует как «стопроцентную британскую патриотку, ненавидящую нацистскую Германию».

Вновь датский аристократ побывал в Стокгольме на Рождество 1941 года и в течение двухнедельного пребывания имел беседы с королем, министром иностранных дел Гюнтером и другими «старыми друзьями», включая британского консула Рональда Боттралла и нескольких английских газетчиков.

На сей раз он смог добиться нескольких прогерманских высказываний от своих шведских друзей и какой-то «разведывательной информации» от британских. Но его полезность иссякала. Кронпринцессе конфиденциально сообщили, что визиты ее друга имеют подспудные мотивы. Когда у него вновь возникли проблемы с въездной визой, принцесса вмешалась, но на сей раз чтобы не допустить его в Швецию.