Россия, которой не было. Загадки, версии, гипотезы - Александр Бушков

И справедливо верил, могу добавить. Высокие технологии, которые Сталин скупал за границей, сами по себе говорят о его организаторском гении. Запад строил Сталину под ключ супер-передовые заводы – тракторные, автомобильные, химические, поставлял оборудование для ГЭС и домен, лицензии на производство самолетов. Вряд ли на Западе не понимали, что собственными руками помогают творить могучего соперника и конкурента, – но там бушевал экономический кризис, а русский император платил золотом…

Дело даже не в высоких технологиях – а в том, что всего за десять лет возникло новое поколение, обученное со всем этим квалифицированно обращаться – и, используя за основу, идти дальше.

Любопытно было бы подсчитать всех людей старой Империи, кто окружал Красного Монарха. Начальник Генерального штаба Шапошников – бывший полковник царской армии. Генеральный прокурор Вышинский – во времена Керенского подписывал приказ об аресте Ленина. Много лет прослуживший советским послом в Лондоне Майский – бывший активный член КОМУЧа, белогвардейского самарского правительства. И список необозрим…

В недавние годы «дети Арбата» любили упрекать Сталина за то, что при его владычестве «совершенно не развивалось творческое наследие марксизма-ленинизма».

Святая правда. А на кой черт империи марксизм-ленинизм? Это руководство по раздуванию «мировой пролетарской революции»? Сталинизм – это, скорее, рационалистическое обслуживание усеченным до предела идейным пайком текущих потребностей империи, выраженное в форме сухих инженерных инструкций. Чтобы это понять, достаточно изучить труды Сталина… Этот монарх не стремился разжечь мировой пожар, поскольку, нет сомнений, безгранично презирал «мировое пролетарское движение» – он просто-напросто услаждал уши возможного противника мерным топотом имперских легионов. И его понимали совершенно правильно, с расшаркиваниями прося подмогнуть насчет желтеньких, покорно выставляя из передних эмигрантские правительства и ставя на довольствие вышвырнутых императором провинциальных корольков. «Ленинская гвардия» непременно поставила бы к стенке румынского короля Михая – Сталин же, пожаловав высшим орденом империи, чуть ли не назавтра небрежным мановением руки смел с трона, позволив убраться восвояси с полными карманами бриллиантов. Это развлекается могучий император, только и всего… Не зря те из старой эмиграции, кто был умен и наделен инстинктом державника, быстро угадали в вожде – императора. Генерал Деникин и князь Юсупов вовсе не были белыми воронами… Не зря старая лиса Черчилль, кремень-бритт, вознамерившийся было встретить императора сидя, вскочил и вытянулся в струнку, словно юный кадет, под действием «неведомой силы», ударившей из желтых тигриных глаз – о чем честно вспомнил в мемуарах. Старый бульдог, аристократ по крови и кости, на уровне подсознания почуял Великого Монарха – и на всю жизнь сохранил к нему почтительное уважение. Когда окружившие Лысого Кукурузника холуи, ополоумев от призрака свободы, поливали Сталина грязью, потомок герцогов Мальборо на торжественном заседании британской палаты общин в честь 90-летия со дня рождения Сталина произносил панегирик покойному. Тогдашнюю речь Черчилля полезно перечитывать…

Сталин был кровав, суров, жесток и ужасен… Но где вы видели других могучих императоров, великих строителей? В начале любой великой стройки – грязь и кровь. Я хотел бы знать, отыщется ли человек, у которого часто щемит сердце и подступает бессонница, когда он вспоминает о десятках тысячах русских мужиков и пленных шведов, уложенных Петром I в гнилые болота. Я хотел бы видеть человека, у которого до сих пор сжимаются кулаки при воспоминаниях о расстрелянном Бонапартом молодом герцоге Энгиенском. Я хотел бы напомнить, что в той самой «цивилизованной» Британии всего двести пятьдесят лет назад шотландские шахтеры работали в рабских железных ошейниках, а за кражу вешали детей лет 12–14. Всего сто восемьдесят лет назад в центре Лондона регулярные кавалерийские части рубили демонстрантов и сметали пушками «бунтовщиков».

Сталин был жесток и ужасен. Но он, в сущности, всего лишь сделал так, что Россия за пару десятков лет пробежала путь, который благополучные западные демократии преодолели за пару столетий. Он «продолжал дело» не Ленина, а многих и многих европейских монархов.

В той же Англии власть более трехсот лет ломала практически аналогичную русской деревенскую общину – самыми драконовскими методами. Причина проста и подмечена английскими же историками: свободный владелец участка земли и доли в общинной собственности (выгоны, луга, рыбные ловли, все, как в России) стоял непреодолимой преградой на пути… как ни парадоксально, капитализма. Капитализму требовался как раз «винтик» – безземельный работник, которого нетрудно загнать на фабрику. Все было просто, как мычание. Фабрики изготовляли лучшую в мире английскую шерсть. Шерсть давали овцы. Овцам нужны пастбища. Крестьянин-собственник ни за что не отдаст под пастбища свою собственность – у него другие интересы. Вот и началось то, что все мы помним из учебников как «огораживание». У общин любыми неправдами отбирали собственность. И потому XIV–XVI века в истории Англии известны чередой чисто крестьянских восстаний – Тайлера, Кэда, Кета, Джозефа, «Благодатного паломничества», «Маусхолдского сообщества»… [158]

По данным историка Грина (Дж.Р. Грин, «Краткая история английского народа»), казнено около семи тысяч участников восстания Тайлера (при том, что тогдашнее население Англии примерно равнялось двум с половиной миллионам). А послание Королевского совета, обращенное к бунтовщикам и зачитанное самим королем, заканчивалось так. «Отныне ваша рабская зависимость будет несравненно более суровой. Ибо до тех пор, пока мы живы и божьей милостью правим этой землей, мы не пожалеем ума, сил и здоровья на то, чтобы ужас вашего рабского положения стал примером для потомков». (Уолсингхэм, «История Англии».)

В царствование Генриха Восьмого (1509–1547) более 72 тысяч человек (около 2,5% всего населения страны) было казнено за «бродяжничество и воровство». Главным образом, эти «бродяги и воры» – согнанные с земли крестьяне…

И стратегическая задача была выполнена – созданы огромные поместья «нового типа», где на чужой земле работали наемные батраки[108]. От колхозов это отличается только тем, что новые латифундии принадлежали не государству, а частным лицам. Для батраков особой разницы не было: что пнем по сове, что сову об пень…

Другими словами, жертвы английской «коллективизации» оказались как бы «разложенными по графам», «разнесенными» на десятки репрессивных процессов, на сотни лет, а российские жертвы Великого Скачка словно бы «одномоментны». Но я уверен: в процентном отношении к числу населения западноевропейские «винтики» потеряли немногим меньше. Жертвы среди тамошнего «низшего сословия», быть может, и превосходят числом отечественные…

Честно говоря, моя польская кровь не может простить Сталину одного – Катыни. Но я тут же вспоминаю, что столь нежно любимые русскими монархистами государи, вместе взятые, убили раз, наверное, в двадцать больше поляков, чем люди Сталина. По крайней мере, при Сталине никто не насиловал и не убивал монахинь, не расхаживал по улицам с наколотыми на копья детьми, как делали это солдаты атаковавшего Варшаву Суворова…