Дальгрен - Сэмюэл Дилэни

– Секундочку.

Дверь отворилась.

– Представляете, не сразу узнала ваш голос, – сказала мадам Браун. – Как поживаете, Шкет? – Заметила Денни: – Привет. Рада опять вас видеть… вы Денни, да? – Шея блеснула.

– Ланья живет с вами? – Шкет был потрясен, не понимая отчего.

– Угхм. Заходите, прошу.

Где-то над нижней лестничной площадкой гавкнула Мюриэл.

– Цыц! – скомандовала мадам Браун в воздух. – Цыц, я сказала!

Собака гавкнула еще трижды.

– Заходите, заходите. Прикройте дверь. Она сама защелкнется.

Следом за мадам Браун они двинулись по лестнице.

– По-моему, – бросила она сверху, – Ланья спит. У нее школа, но нам обеим все равно никак не дается режим. Не знаю, когда она легла. Подозреваю, что довольно поздно.

– Она захочет со мной увидеться, – сказал Шкет. И нахмурился в жесткий рыжий затылок.

– Ой, ни капли не сомневаюсь.

Они свернули на первой лестничной площадке.

Показалась Мюриэл – и опять гавкнула.

– Цыц! Ну-ка цыц! Ты их знаешь, дорогая. Это Шкет. И Денни. Ты с Денни в прошлый раз играла часами. Перестань. – Она потянулась к собачьей морде; Мюриэл притихла. – Я сказала, что Ланья спит? Теперь я уже сомневаюсь. Плохая девочка! Плохая!

Денни смотрел и вверх, и вниз, и в стороны – непохоже было, что он часами здесь играл. Всюду подсвечники: три на столике под портретом в раме, полный свечей чугунный канделябр в углу, еще два подсвечника на подоконнике между белыми занавесками, потускневшими от неба.

– А электричество у вас тут есть? – спросил Шкет.

– В двух комнатах, – отозвалась мадам Браун. – А, свечи? Ну, Джексон совсем недалеко – мы подумали, не помешает запастись на всякий случай.

Две комнаты, а за ними в сумраке – стена, заставленная книгами, письменный стол, мягкое кресло.

– У меня там кабинет, – пояснила мадам Браун, перехватив Шкетов взгляд.

Отчего глаза его обратились к подсвечникам в следующей комнате.

– Э… очень красиво тут у вас.

– В этом районе есть чудесные дома, если поискать. Найти совсем не трудно. Хотя с этим нам, пожалуй, повезло. Здесь уже была почти вся мебель.

– Аренда, наверно, грошовая, – сказал Шкет. – Если вас не смущают соседи.

– Да нет, мы вообще не платим за… – Спустя мгновение бесстрастия (Шкет остановился, а Денни в него врезался) она рассмеялась – громко, пронзительно. – Кстати, поздравляю с книжкой! Мэри Ричардс мне на днях показывала. Она теперь всем говорит, что вас знает.

– М-да? – Хотел цинично улыбнуться, но удовольствие спихнуло его в радостную, дурацкую искренность. – Правда?

– После ужина зачитывает отрывки вслух. Если заглянете как-нибудь, вас примут с распростертыми объятиями. – Она задрала бровь. – Абсолютно точно.

– Она, может, и да, – ответил Шкет. – А он нет. Вам не кажется, что эти люди?.. – и, присмотревшись к ней, решил не продолжать.

Но она приняла вызов:

– Как там было у этого писателя – вы, молодежь, несколько лет назад им зачитывались: «Трудно научиться любить не человечество, а тех людей, что случились под рукой».[41]

«Собрание стихотворений 1930–1950», «Камни», «Паломничество», «Риктус», «Динамический момент», «Чувствую: началось» и «Приют „Балларат“» – все за авторством Эрнста Новика – выстроились на углу стола между двух африканских статуэток, заменявших книжные ограничители. Последние три тома, вместе взятые, вдвое толще первых четырех.

– Под рукой у меня их не случилось. Я же не ставлю ваших друзей в вину вам. Я и сам довольно странные дружбы вожу.

– Я понимаю – поэтому, кроме прочего, я к вам с симпатией. А мне они ничего не сделали… пока что.

«Пока что» открывало ему немало возможностей. А также испытывало на прочность его самообладание. Поэтому он спросил:

– А как вышло, что вы с Ланьей… тут вместе живете?

– Ой, она прекрасная соседка! Энергичная, жизнерадостная… приятно, когда рядом такой умный человек. Когда мне пришлось переезжать… но вас тогда не было. Могли бы помочь с вещами. Меня испугали до смерти. Ничего конкретного, но пришлось сменить жилье. Ланья помогла найти этот дом. Она мне всегда нравилась, и… в общем, я предложила поселиться вместе. Очень хорошо получилось, на мой взгляд. До ее класса отсюда всего пара кварталов. Мои немногочисленные пациенты…

Позвонили в дверь.

– А вот и один из них. Собственно говоря, – огибая их и направляясь в прихожую, – я думала, что вы пациент. Когда вам открывала. – Она указала в коридор: – Ланья живет там. Идите разбудите ее. Я знаю, что она хочет вас видеть.

Они услышали, как размеренная спешка ее шагов по коридору сменилась торопливым галопом по лестнице.

Денни сказал:

– Красиво у них, да? – тихонько и пососал верхнюю губу, где на покрасневшей коже торчали бледные волоски. – Хочешь… к ней?

– Ага.

– Ладно. – И Денни вошел в коридор.

В затейливой люстре не было лампочек. Обрамленная позолотой гигантская картина (с Денни высотой, со Шкета длиной) на ходу в тени показалась совершенно черной.

– Вот эта дверь, – сказал Денни.

Приоткрытая.

– Ты заходи, заходи, – сказал Шкет. Денни не стал, и Шкет зашел первым.

В лицо дохнуло теплом. Здесь гарь отдавала газом – перед плиточным камином сквозь низкую решетку помигивал и шипел обогреватель.

Ланья спала на тахте под розовым одеялом. Перед огромным холстом, ярким и без рамы, белая и лиловая растительность тянула к Ланье руки из дюжины горшков, плела паутину в эркерном окне, свисала с каминной полки.

– Господи, во жарища! – сказал Денни. – Как она тут ухитряется спать?

– Давай, – сказал Шкет. – Буди ее.