До рая подать рукой - Дин Кунц

Мумии обрамляют холл. Индейские мумии, набальзамированные стоймя, в парадной одежде, в головных уборах из перьев.

В задней части дома Ной или Кэсс вышибают дверь и, секундами позже, появляются в дальнем конца холла, изумленно таращась на мумии.

Полли дает им сигнал проверять комнаты с их стороны, а Кертису говорит:

– Сюда, сладенький.

Он следует за ней в коридор, который куда интересней всего того, что ему уже довелось увидеть в этом мире, но… о господи… это аккурат то самое место, где серийные убийцы собираются десятками, чтобы обменяться воспоминаниями о совершенных ими жестокостях.

* * *

Лайлани нет на пятачке с телевизором, но Микки видит ее влажные следы, как и другие, Престона Мэддока. Вот тут девочка покачнулась, упала, поднялась снова, оставив мокрое пятно от одежды.

Микки идет по следу сначала в один короткий коридор, потом в другой, двигаясь быстрее, чем того требует осторожность, в страхе, что девочка может наткнуться на Престона.

Конечно же, мерзавец привез ее сюда, чтобы убить, точно так же, как привез Микки, чтобы расправиться с ней без лишних свидетелей. Не захотел ждать, пока они приедут в Монтану. И, должно быть, именно ее появление заставило Мэддока скорректировать свои планы.

Дом потрясли три громких удара, определенно не раскаты грома, но такие мощные, словно кто-то хватил по нему кувалдой.

Шум испугал Микки, потому что она понятия не имела, какова его причина. Кого-то убили? Мэддок торжествует? Лайлани мертва?

Микки обогнула очередной угол и увидела девочку в шести футах от себя. Держась рукой за стену, хромая, она все дальше уходила от пятачка с телевизором, маленькая, но уверенная в себе, с гордо поднятой головой, готовая бороться до последнего.

Почувствовав чье-то присутствие, Лайлани обернулась, увидела свою верную подругу, и ее лицо осветилось радостью, которую Микки не забыла бы никогда, даже если бы прожила пятьсот лет и Господь лишил ее в старости всех остальных воспоминаний. Пусть Он берет все остальные воспоминания, но этого выражения лица Лайлани в тот знаменательный момент она бы не отдала Ему никогда, потому что оно поддерживало бы ее, даже когда к ней заявится сама смерть.

* * *

Когда Мэддок обнаружил, что Руки нет ни в кресле, где он ее оставил, ни на пятачке с телевизором и диваном, он решил поджечь лабиринт.

Собственно, вдоволь попытав Руку, он и собирался оставить ее живой, чтобы последние минуты жизни она провела в ужасе перед приближающимися языками пламени, в дыму, вытесняющем воздух из ее легких. Потешиться не удалось, но он еще мог получить удовольствие, стоя под дождем и слушая ее крики, доносящиеся из объятого пламенем лабиринта.

Стопки газет и журналов – лучшего топлива не найти. На поцелуй газовой зажигалки они отреагировали со всей страстью. Сложенные, как кирпичи, гореть они могли долго, не один час.

Обходя пятачок, он поджег бумагу в пяти или шести местах. Он никогда не убивал огнем, разве что мальчишкой, когда сажал жуков в банку, а потом бросал в нее горящие спички. До чего же красивы яркие языки пламени, поднимающиеся по стенам!

Увидев, что кресло пустует, Мэддок заметил мокрые следы говнючки, уводящие в лабиринт. И последовал за ней, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы поднести зажигалку к бумажным стенам.

* * *

Ни у одной из них не было времени для слез, но обе расплакались, пусть и много повидавшая и пережившая Микки, и опасная юная мутантка всегда старались, чтобы никто из посторонних не видел их слез.

Слезы не замедлили движений Лайлани, которая осколком желтого стекла перерезала провода, стягивающие запястья Микки. Она уложилась, наверное, в полминуты. Столько же ушло на то, чтобы застегнуть на ноге ортопедический аппарат.

Когда они вновь могли уходить от Престона, лабиринт уже горел. Пламени Лайлани не видела, но сполохи отражались на потолке, словно полчища ярко окрашенных хамелеонов забегали по побелке.

Ничего не бойся. Таков девиз любителей серфинга. Да, конечно, но разве кто-либо из них, готовясь «поймать» большую волну, тревожился из-за того, что может сгореть?

Они двинулись назад, но одновременно заметили на полу мокрые следы и без обсуждения пришли к одинаковому выводу: Престон может пойти по следу Лайлани, как пошла по нему Микки.

По правде говоря, найти дорогу к выходу было не сложнее, если бы они пошли в другом направлении. Но, к сожалению, и не проще.

Сполохи огня на потолке уже прятались в клубах поднимающегося дыма, но и Микки, и Лайлани понимали, что этот дым скоро начнет опускаться, заполняя коридоры лабиринта.

Микки одной рукой обняла девочку за плечи, поддерживая ее, и они двинулись с максимальной скоростью, какую позволяла развить нога киборга. На перекрестках поворачивали то направо, то налево, а то, если существовала такая возможность, шли прямо, руководствуясь интуицией, которая в итоге завела их в тупик.

* * *

Два из трех университетских дипломов Престон защищал по философии. Следовательно, достаточно долго изучал логику. Он хорошо помнил один из курсов, львиную долю которого занимала логика лабиринтов. Если эти трехмерные ловушки проектировались образованными математиками или логиками, которые использовали приобретенные знания с тем, чтобы запутать людей, только очень немногие испытуемые могли самостоятельно найти выход из лабиринта, а остальных приходилось выручать с помощью сотрудников. С другой стороны, если лабиринт проектировался не математиком или логиком, а обыкновенными людьми, эти не столь изощренные строители действовали на основе предсказуемых схем, потому что руководствовались интуицией, а не возможностями, которые открыли бы перед ними достижения математики и логики. Должно быть, в подсознании каждого человеческого существа заложены некоторые стандартные схемы, которые обычно и использовались при создании лабиринта. Возможно, это рисунок первых систем пещер и тоннелей, которые строили размножающиеся человеческие семьи. А может, план самого первого из человеческих домов, отпечатавшийся в генах. Эта загадка интриговала как психологов, так и философов, хотя Престон никогда над ней не задумывался.

Жаба с фермы Тилроу по многим параметрам не мог считаться обыкновенным человеком, но, при сравнении его мысленных процессов с математиком, получившим образование в Гарварде, он, конечно, ничем не выделялся среди ординарных людей. Проходя лабиринтом Жабы, Престон нисколько не сомневался, что построен он по классическому образцу.

Следуя плану, который сохранился у него в голове с тех давних занятий, он постоянно зажигал бумагу у себя за спиной, отрезая себе путь назад. И когда клубы серого дыма начали сгущаться, меняя цвет на черный, когда от волн жары на теле выступил пот, он прибыл к тупику, в который загнали себя Рука и Королева Шлюх.

Он не свернул в этот коридор, прошел бы мимо, если бы не ухватил их периферийным зрением. Когда вернулся назад и загородил проход, женщина и девочка сжались от страха, кашляя, щурясь на него сквозь спускающийся дым.