"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

Однажды, вспоминал он, влиятельный политик зашёл к нему в кабинет. Тогда Инглингу было двадцать девять: это был крупный грубоватый молодой человек, желавший узнать больше о ядерном разоружении. «Проблема столь колоссальна, — сказал ему политик, — что даже твои внуки не смогут с ней разобраться».[854]

В июне Инглинг впервые побывал в бывшем Советском Союзе, сопровождая американскую делегацию в Украину. Группа отправилась в Харьковский физико-технический институт. Инглинг пробирался по лабиринтам коридоров:

«А потом мы открыли дверь, и за ней был зал, в котором на полу лежали 75 килограммов высокообогащённого урана. Прямо на полу! На стеллажах, впрочем, тоже. И там был огромный лифт, который доставил нас в одно из помещений наверху, где они проводили эксперименты. Уран там в самых разных конфигурациях. Часть в трубках, часть в ящиках. И у всех нас было это чувство внезапной слабости — зачем? Зачем вам всё это дерьмо, ребята? Мы поднялись ещё на пару этажей, теперь мы на автостоянке. Там хранятся ядерные материалы, и между стоянкой и этими дверьми нет ничего. Всё это лежит всего в семнадцати метрах от чёрного входа. Заходи, бери — и уходи!»[855]

В яркий солнечный день 2 июня 1995 года бело-синий Як-40, следующий чартерным рейсом в Степногорск, приземлился на ухабистую, выложенную бетонными плитами посадочную полосу. На борту самолёта с крупной надписью «Казахстанские авиалинии» были Энди Вебер и группа американских экспертов по биологическому оружию. Примерно в пятнадцати километрах от аэропорта располагалась фабрика по производству боеприпасов с сибирской язвой, построенная Алибековым в 1980-х. Никогда прежде нога западного человека не ступала на этот секретный завод.

Поездка Вебера в Степногорск стала кульминацией месяцев тщательной подготовки. Его задачей было найти новый путь в секретную империю «Биопрепарата». В России попытки американских и британских чиновников проникнуть в тайны программы разработки биологического оружия пресекались; это стало ещё сложнее после того, как в конце 1993 года Олдрич Эймс передал русским доклад национальной разведки. Генералы Ельцина свели на нет его обещания открытости.

Теперь появился ещё один шанс. Конвейер сибирской язвы в Степногорске сохранялся в неприкосновенности. Если бы Вебер смог проникнуть туда, он получил бы ключ ко всей истории советского биологического оружия.

Вебер начал готовить почву для этой операции через несколько дней после окончания проекта «Сапфир». В ноябре 1994 года он сделал несколько прививок против микробов, с которыми мог столкнуться в Степногорске, включая сибирскую язву и туляремию. Потом он стал добиваться от правительства Казахстана разрешения вместе с экспертами посетить три объекта: завод химического оружия в Павлодаре, на северо-востоке рядом с российской границей; завод биологического оружия в Степногорске; испытательный полигон бактериологического оружия на острове Возрождения в Аральском море. Эти массивные промышленные структуры застряли в прошлом; оборудование на них было законсервировано или просто ржавело, в залах и лабораториях дежурили русские, остававшиеся на хозяйстве ещё долго после распада Советского Союза.

Высокообогащённый уран в Усть-Каменогорске Вебер обнаружил, следуя подсказке на клочке бумаги. В этот раз у него было куда больше информации — благодаря Алибекову. Американская разведка и военные допрашивали его больше года, ежедневно встречаясь в конференц-зале на втором этаже офисного здания на севере Виргинии. Алибеков набросал схему разветвлённого комплекса, поддерживаемого военными и «Биопрепаратом»: учреждения, патогены, история, учёные, руководители, структура, достижения и цели. Пасечник рассказывал британцам об этом же, но Алибеков занимал более высокую должность в системе. Американцам многое ещё было неизвестно, и это касалось не только тайн прошлого, но и актуальных вопросов — скажем, действительно ли Россия закрывает советскую программу биологического оружия, как обещал Ельцин. Предыдущие визиты в Оболенск, «Вектор» и другие учреждения сорвались из-за противодействия России. Трёхстороннее соглашение завело в тупик. Американцы хотели знать, какие патогены и лаборатории всё ещё представляют угрозу в плане распространения оружия?[856]

Алибеков дал им много новой информации о лабораториях и заводах «Биопрепарата». Многое он знал и о заводе в Степногорске, которым руководил в 1980-х: его схему, номера зданий, систему снабжения, процессы, оборудование, реакторы и бункеры. У Вебера появился план действий.[857]

***

В конце мая 1995 года Вебер подал окончательную заявку в правительство Казахстана. Когда ему дали зелёный свет, американская команда немедленно отправилась в Азию. Первым пунктом на карте был «спящий» завод химического оружия в Павлодаре. Туда Вебера свободно пропустили и были готовы к сотрудничеству. «Нам показали всё», — вспоминал он. Главный инженер объяснил, что завод готов в случае военной мобилизации по приказу Москвы начать в течение нескольких недель производство зарина и зомана для бомб. Но по производству было видно, что его забросили уже годы назад. «Это были развалины», — вспоминал Вебер.

В пятницу 2 июня они отправились в Степногорск, в 420 км к югу от Павлодара. Кто-то в правительстве Казахстана предупредил руководство завода, что в город прибудет американская делегация, и что её надо встретить на аэродроме. Вебера сопровождал человек из службы безопасности президента — вдруг возникнут вопросы, что он здесь делает.

«В Степногорске аэропорт больше не функционирует. У них не так-то много прибывающих рейсов. Так что они пришли прямо к нашему самолёту», — рассказывал Вебер. Первым, с кем он встретился, был директор завода Геннадий Лепешкин. Полковник советской армии Лепешкин оказался в Степногорске в 1984 году; тогда он был заместителем Алибекова, а в 1987 году, когда Алибеков уехал в Москву, стал директором. Ростом он был ниже Вебера, в очках с толстыми стёклами, темноволосый, с прямым пробором. С Лепешкиным был человек из его службы безопасности, который крепко, до хруста, стиснул Веберу руку. Настроение Лепешкина не оставляло сомнений в его намерениях.