Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин

Это, пожалуй, самый интересный момент во всём разговоре. 1991 год, «пакет № 1» ещё «не найден», а прокуратуре уже известно о существовании «постановления Политбюро». Откуда, если этого не знал даже президент? Официально считается, что от свидетелей. Но из одного признание в существовании постановления следователь вытащил буквально клещами после часа допроса, а второй, присутствуя на том же самом совещании, вообще ничего не видел, а лишь слышал о некоей невнятной «инстанции».

Откуда же следователям в 1991 году было известно, что такое постановление вообще существовало? Если бы на него указывали другие доказательства — но «пакет № 1» является единственным доказательством того, что расстрелы поляков проводились по указанию Политбюро. У кого крыша едет — у нас или у прокуроров?

Но и это, опять же, не всё. Вернёмся снова к 17 ноября, пограничной дате между беззаконием и законом. В 1991 году вольно было любые сказки рассказывать, но ведь с тех пор наши знания об эпохе изрядно возросли, и мы способны представить себе, как всё могло быть, если бы то совещание было реальностью.

Если кто-то полагает, что Кобулов сослался на «инстанции», и все присутствующие тут же радостно кинулись поперёк закона мочить 15 тысяч ни в чём не виновных людей… Да, конечно! Только что на их глазах полтора года шла жесточайшая борьба за законность, в ходе которой без сантиментов арестовывали и приговаривали к высшей мере тех, кто нарушал УПК. И в свете обстановки в органах после такого заявления начальства какой будет первая мысль участников этого совещания? Правильно. А уж не враг ли народа Богдан Захарович, не пошёл ли он по стопам только что расстрелянного «железного наркома»?

А какой будет первая реакция? Очень простой: обезопасить себя. Те, кого только что приговаривали, тоже ссылались на наркома и его указания, вот только эти ссылки им нисколько не помогли. Так что мы, конечно, уважаем начальство и «инстанции», но без письменного приказа за подписью наркома — ни шагу, ни слова в этом направлении. И даже если товарищ Кобулов являлся чемпионом НКВД по вращанию глазами и страшным крикам: «Расстрэлаю, да!» — всё равно вероятность попасть на тот свет досрочно была гораздо больше для тех, кто выполнял подобные задания, чем для тех, кто уклонялся. Ну а вторая реакция — известить о таких странных поручениях Генерального прокурора и товарища Сталина.

О приказе, а также о директивах, в которых было бы чётко прописано, кто и что должен делать в предстоящей операции, Токарев даже не упомянул. Зато весьма художественно расписал совершенно фантастический разговор, который будто бы состоялся после заседания между ним и Кобуловым:

«Я, когда узнал о масштабах предстоящей операции, то хотя и неробкого десятка, пограничник, обращаюсь к нему: „Богдан Захарович, позвольте мне после того, как всё будет закончено, остаться. Я хочу с вам поговорить тет-а-тет“. Когда остался, я говорю: „Я в таких операциях никогда в жизни не участвовал. Боюсь, что я ничего не смогу сделать“. „Мы на вас и не рассчитываем. Вас пригласили для того, чтобы, поскольку операция будет проводиться на территории вашей области, вы и ваш заместитель знали о том, что происходит“.

Я вышел из кабинета Кобулова с облегчённой душой».

То есть один из наиболее высокопоставленных чекистов (опыт работы в органах — двадцать лет!) не соизволил не то что написать директиву, но даже устно объяснить, кто что в предстоящей операции должен делать. Прэлэстно!

Ладно, допустим, задача поставлена… если такое можно назвать её постановкой. Что дальше?

А дальше в Калинин приехал «десант» из Москвы — «ответственные товарищи» для руководства операцией.

«В числе их были старший майор госбезопасности Синегубов, бывший начальник главного управления по обслуживанию железнодорожного транспорта, потом Блохин, комендант НКВД СССР, и комбриг Кривенко, начальник Главного управления конвойных войск. Они и руководили всем делом. Жили они в салон-вагоне на станции, в тупике. Там они спали, ели…»

…и пили, конечно! После окончания «работы» рядовым исполнителям выдавалось спиртное. Так неужели же начальство себя обделит?

Кстати: если проводимая операция имела отношение к бессменному коменданту ОГПУ — НКВД — МГБ с 1926 по 1953 год Блохину и хоть каким-то боком к начальнику ГУ конвойных войск Кривенко, то что забыл в Калинине начальник следственной части Главного транспортного управления Синегубов?

Любопытно, что в «заключении экспертов ГВП» в одном месте Синегубов заменён начальником Главного транспортного управления Мильштейном, а в другом тот же Мильштейн фигурирует вместо Кривенко. Тем не менее Токарев назвал именно эти три фамилии, назвал несколько раз, ошибиться тут невозможно. Что за рокировки, в чём тут дело? Может быть, в том, что Синегубов и Кривенко были широкой публике неизвестны, а имя Мильштейна на слуху, как члена бериевской команды (он был расстрелян в 1955 году), и очень хотелось его сюда всунуть. Мильштейна расстреляли совершенно неизвестно за что, а его участие в «катынском деле» постфактум давало основания для приговора. Ещё одно свидетельство о том, что собой представляло это расследование и эти эксперты.

…И сколько это всё, интересно, продолжалось?

«Долго. Работали каждый день. Вот считайте, если по 250 человек в день, 6 тысяч… Ночи были короткие… Месяц это продолжалось…»

Токарев утверждает, что в первый раз ему прислали этап в 300 человек, однако за ночь расстрельная команда не справилась, и после этого присылали по 250 человек. Однако в реальности 1 апреля в Калинин было направлено 100 человек, 4 апреля — 343 человека, 6 апреля — 494, 8 апреля — 349, 9 апреля — 233, 10 апреля — 290, 12 и 13 апреля — по 300, 14-го — 299, 16-го — 346, 17-го — 350, 18-го — 481, 21-го — 296, 22-го — 292, 23-го — 195, 24-го — 294, 25-го — 290, 28-го — 299, 29-го — 188. Месяц уже прошёл, но 10 мая было «исполнено 208», а 11 мая помощник Токарева Качин принял этап в 208 человек и дал расписку[202]. Интересно, как это могло быть, если этап уже «исполнен»?

Ладно, не будем забивать голову бюрократическими причудами. Согласно документам, расстрелы продолжались с 1 апреля до середины мая. Может быть, высокое начальство только поставило работу и отправилось обратно в Москву? Нет, ничего подобного!

«Когда закончили это дело, москвичи в своём салон-вагоне устроили банкет. Настойчиво приглашали меня. Я не пошёл…»

Итак, три чекиста на уровне начальников управлений наркомата огромной страны полтора месяца болтаются в вагоне на станции Калинин, самолично руководя расстрелами. Надо полагать, их замы сидят в Харькове и в Смоленске — там тоже руководить надо. Других ведь дел у них не имеется! А текущие документы, по-видимому, гоняют с курьерами меж Харьковом, Калининым, Смоленском и Москвой, и начальство просматривает их на коленке в промежутке между выстрелом и стаканом водки…

Нечто подобное за всю историю разоблачений «культа личности» есть разве что в «деле Берия» — там в одном из эпизодов первый заместитель Берии Меркулов две недели самолично сидел в засаде, укарауливая третью жену генерала Кулика, а замначальника следственной части Влодзимирский и начальник внутренней тюрьмы Миронов лупили в вагоне Москва — Тбилиси бывшего посла СССР в Китае и его супругу деревянными молотками по голове…