Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне

class="p1">— За маркиза Витторию Цамбелли! Кто же может настаивать на этом браке?!

— Тот, чья воля всесильна, — император Наполеон!

— Он не может требовать этого! Какой бы он ни был тиран, он, вероятно, не желает вашего бесчестия!

— Если бы Наполеон слышал эту фразу, то назвал бы вас безумным немцем. Он не видит ничего бесчестного в том, что фрейлина его супруги выйдет замуж за его фаворита. Напротив того, он думает осчастливить её этим браком.

— Но это невозможно. Император не знает, что этот человек убийца Жана Бурдона! Ваши родные должны вмешаться в это дело. Граф Вольфсегг, наконец я сам — явимся против него свидетелями на суде.

Волнение Эгберта сообщилось Антуанете. Он говорил таким уверенным тоном, что трудно было усомниться в истинности его слов. Если обвинение будет доказано, то Антуанета могла не только отказаться от ненавистного брака, но ещё сказать Наполеону: «Вот твои любимцы! Ты хотел отдать меня вору и убийце!..»

Но прежде чем сказать это, она должна узнать дело до мельчайших подробностей. Эгберт едва успевал отвечать на её вопросы.

— Тише, нас подслушивают, — сказала вполголоса Антуанета. — Я слышала шорох в кустах.

Эгберт начал прислушиваться. Ему тоже показалось, что кто-то пробирается в кустарнике. Он оглянулся и увидел худощавую женскую фигуру в коричневом платье, которая тотчас же скрылась за поворотом аллеи; он не мог её разглядеть, но фигура показалась ему знакомой.

«Неужели это Кристель! — подумал он с беспокойством. — Как она могла попасть сюда?»

— Это, вероятно, какая-нибудь нищая, — сказала Антуанета, спокойным голосом.

Эгберт не счёл нужным сообщать о своей догадке Антуанете и продолжал прерванный разговор, но мысль о Кристель не покидала его. Она исчезла из его дому в тот самый день, когда он видел в последний раз Цамбелли в Шёнбрунне. Сама ли она добровольно последовала за ним, или была увезена им насильно? Все попытки отыскать пропавшую девушку окончились полной неудачей. Если он не ошибся и это была действительно Кристель, то, вероятно, Цамбелли до сих пор держит её при себе из предосторожности, как свидетельницу или участницу его преступления.

Эгберт с беспокойством думал о том, что Кристель, вероятно, слышала весь его разговор с Антуанетой и поспешит передать его Цамбелли, который таким образом успеет принять меры и приготовиться к нападению. В случае открытой борьбы все шансы на успех будут на его стороне.

Они подошли к повороту аллеи.

— Позвольте мне проститься с вами, графиня, — сказал Эгберт. — Магдалена давно ожидает меня.

— До свидания, — ответила Антуанета, протягивая ему руку.

— Могу ли я сообщить графу Вольфсеггу о нашей встрече?

— Если вы уверены, что он примет это известие благосклонно...

Говоря это, Антуанета вскрикнула и отскочила в испуге. Перед нею стояла бледная, исхудалая девушка с распущенными волосами и чёрными сверкающими глазами.

— Ты хочешь выйти за него замуж! — проговорила она с яростью, хватая за руку Антуанету. — Из-за тебя он бросил меня, бил как собаку! Ты...

Антуанета делала напрасные усилия, чтобы освободиться от костлявых пальцев, судорожно сжимавших её правую руку.

— Кристель, опомнись! — воскликнул Эгберт, взяв её за плечо.

Но она не обратила на него никакого внимания и ещё крепче вцепилась в руку своей соперницы.

Антуанета, смущённая приключением, которое грозило обратить внимание публики, так как уже несколько любопытных спешило к ним с разных сторон, сняла дорогой браслет со своей руки и подала его Кристель.

Но та с пренебрежением бросила на землю богатый дар.

— Ты не откупишься от меня! Я не отстану от тебя! Ты не выйдешь за него замуж!.. — кричала Кристель.

Эгберту удалось наконец освободить Антуанету.

— Кристель, — сказал он, наклоняясь к ней, — вспомни мельницу Рабен!

Громкое рыдание вырвалось из груди обезумевшей девушки. Она со стоном упала на землю; у неё начались судороги.

Антуанета воспользовалась этим моментом и убежала от жалкого зрелища мучений, которые она могла только усилить своим присутствием.

Вокруг Кристель собралась мало-помалу большая толпа. Тут были и подёнщики, работавшие в саду, гуляющая и праздношатающаяся публика, молодые женщины, старухи и уличные мальчишки.

— Это сумасшедшая, — сказал один.

— Она цыганка, — возразил другой. — Я уже не раз встречал её. Она поёт цыганские песни.

— Может быть, это не она?

— Нет, это та самая, на днях она пела в погребке «Красного льва». Я сразу узнал эту чёрную колдунью!

— Бедняжка! — сказал кто-то из толпы. — Вероятно, её соблазнил какой-нибудь знатный барин и выбросил на улицу.

— Мы только что выпололи эту сорную траву, а она опять выросла! — заметила старуха с наружностью мегеры. — Из-за чего мы хлопотали и делали революцию?

— Ничто не изменится, пока на свете будут богачи!

— Вы слышали, у австрийского посланника будет большой бал.

— Это позор для Франции! Мы проливали нашу кровь...

— Маленький капрал сделал порядочную глупость, прогнав от себя добрую Жозефину. Нашёл на кого променять её!

— Дерётся с тестем, а женится на дочери.

— Теперь это в моде. Держу пари, что негодяй, соблазнивший эту несчастную девушку, бросил её, чтобы жениться на богатой.

Эгберт, видя, что не будет конца болтовне, потерял терпение и крикнул, обращаясь к толпе:

— Помогите же мне, господа, отнести больную в карету. Мы её отвезём в госпиталь. Кто достанет мне карету, получит золотой!

Соблазн получить золотую монету оказал своё действие. Какой-то работник тотчас побежал нанимать карету. Двое других подняли девушку с земли и понесли за Эгбертом. Остальные шли за ним, издали восхваляя великодушие богатого иностранца и втихомолку посмеиваясь над его странными манерами.

Так кончилась счастливая жизнь, о которой мечтала бедная Кристель в тот день, когда решилась бежать от Армгартов.

Первые недели новой жизни показались ей каким-то прекрасным сном. Цамбелли поручил её старому слуге, который привёз её в Париж прежде, нежели французские войска выступили из Вены. Это путешествие доставило ей нескончаемое удовольствие. Каждый день она видела что-нибудь новое; при этом не было ни работы, ни строгого домашнего порядка. Сопровождавший её слуга был суровым, необщительным человеком, от которого с трудом можно было добиться нескольких слов на ломаном немецком языке. Но это было по сердцу Кристель, так как его присутствие не мешало ей предаваться своим мыслям, которые парили как ласточки при весеннем солнце. Только по временам сердце её боязливо замирало в груди, когда она вспоминала, как дружелюбно относились к