Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек

На улице подпоручику Дубу хмель снова ударил в голову, таккак было очень душно. Он понёс какую-то бессвязную чушь. Рассказывал Швейку отом, что у него дома есть почтовая марка с Гельголанда и что они тотчас же пополучении аттестата зрелости пошли играть в бильярд и не поздоровались склассным наставником. К каждой фразе он прибавлял:

— Надеюсь, вы меня правильно понимаете?!

— Вполне правильно, — твердил Швейк. — Выговорите, как будейовицкий жестяник Покорный. Тот, когда его спрашивали:«Купались ли вы в этом году в Мальше?» — отвечал: «Не купался, но зато в этомгоду будет хороший урожай слив». А когда его спрашивали: «Вы уже ели в этомгоду грибы?» — он отвечал: «Не ел, но зато новый марокканский султан, говорят,весьма достойный человек».

Подпоручик Дуб остановился и высказал ещё одно своёубеждение:

— Марокканский султан — конченая фигура, — вытерпот со лба и, глядя помутневшими глазами на Швейка, проворчал: — Так сильно ядаже зимою не потел. Согласны? Вы понимаете меня?

— Вполне, господин лейтенант. К нам в трактир «У чаши»ходил один старый господин, какой-то отставной советник из Краевого комитета,он утверждал то же самое. Он всегда говорил, что удивлён огромной разницей втемпературе зимой и летом, что его поражает, как люди до сих пор этого незамечали.

В воротах гимназии Швейк оставил подпоручика Дуба. Тот,шатаясь, поднялся вверх по лестнице в учительскую, где происходило военноесовещание, и сейчас же доложил капитану Сагнеру, что он совершенно пьян.

Во время доклада он сидел с опущенной головой, а во времядебатов изредка поднимался и кричал:

— Ваше мнение справедливо, господа, но я совершеннопьян!

План диспозиции был разработан. Рота поручика Лукаша быланазначена в авангард. Подпоручик Дуб внезапно вздрогнул, встал и сказал:

— Никогда не забуду, господа, нашего классногонаставника. Многая ему лета! Многая, многая, многая лета!

Поручик Лукаш подумал, что лучше всего велеть денщикуКунерту уложить подпоручика Дуба рядом, в физическом кабинете, у дверейкоторого стоял караульный, дабы никто не мог украсть уже наполовинуразворованной коллекции минералов. На это бригада постоянно обращала вниманиепроходящих частей.

К предосторожностям подобного рода начали прибегать с техпор, как один из гонведских батальонов, размещённый в гимназии, попыталсяограбить кабинет. Особенно понравилась гонведам коллекция минералов — пёстрыхкристаллов и колчеданов, которые они рассовали по своим вещевым мешкам.

На военном кладбище на одном из белых крестов имеетсянадпись: «Ласло Гаргань». Там спит вечным сном гонвед, который при грабеже гимназическихколлекций выпил весь денатурат из банки, где были заспиртованы разныепресмыкающиеся.

Мировая война истребляла человеческое племя даже настойкойна змеях.

Когда все разошлись, поручик Лукаш велел позвать денщикаКунерта, который увёл и уложил на кушетку подпоручика Дуба.

Подпоручик Дуб вдруг превратился в маленького ребёнка: взялКунерта за руку, долго рассматривал его ладонь, уверяя, что угадает по нейфамилию его будущей супруги.

— Как ваша фамилия? Выньте из нагрудного кармана моегомундира записную книжку и карандаш. Значит, ваша фамилия Кунерт. Придите черезчетверть часа, и я вам оставлю здесь листок с фамилией вашей будущей супруги.

Сказав это, он захрапел, но вдруг проснулся и стал что-точёркать в своей записной книжке, потом вырвал исписанные листки и бросил их напол. Приложив многозначительно пальцы к губам, он заплетающимся языкомпрошептал:

— Пока ещё нет, но через четверть часа… Лучше всегоискать бумажку с завязанными глазами.

Кунерт был настолько глуп, что действительно пришёл черезчетверть часа и, развернув бумажку, прочитал каракули подпоручка Дуба: «Фамилиявашей будущей супруги: пани Кунертова».

Когда Кунерт показал бумажку Швейку, тот посоветовал емухорошенько её беречь. Такие документы от начальства должно ценить; в мирноевремя на военной службе не было такого случая, чтобы офицер переписывался сосвоим денщиком и называл его при этом паном.

* * *

Когда все приготовления к выступлению согласно даннымдиспозиции были закончены, бригадный генерал, которого так великолепно выставилиз помещения ганноверский полковник, собрал весь батальон, построил его, какобычно, в каре и произнёс речь. Генерал очень любил произносить речи. Он понёсоколесицу, перескакивая с пятого на десятое, а исчерпав до конца источниксвоего красноречия, вспомнил о полевой почте.

— Солдаты! — гремел он, обращаясь к выстроившимсяв каре солдатам. — Мы приближаемся к неприятельскому фронту, от которогонас отделяют лишь несколько дневных переходов. Солдаты, до сих пор во времяпохода вы не имели возможности сообщить вашим близким, которых вы оставили,свои адреса, дабы ваши далёкие знали, куда вам писать, и дабы вам моглидоставить радость письма ваших дорогих покинутых…

Он запутался, смешался, повторяя бесконечно: «Милые, далёкие— дорогие родственники — милые покинутые» и т. д., пока наконец невырвался из этого заколдованного круга могучим восклицанием: «Для этого исуществует на фронте полевая почта!»

Дальнейшая его речь сводилась приблизительно к тому, что вселюди в серых шинелях должны идти на убой с величайшей радостью потому лишь, чтона фронте существует полевая почта. И если граната оторвёт кому-нибудь обеноги, то каждому будет приятно умирать, если он вспомнит, что номер его полевойпочты семьдесят два и там, быть может, лежит письмо из дому от далёких милых спосылкой, содержащей кусок копчёного мяса, сало и домашние сухари.

После этой речи, когда бригадный оркестр сыграл гимн, былапровозглашена слава императору, и отдельные группы людского скота,предназначенного на убой где-нибудь за Бугом, согласно отданным приказам, одназа другой отправились в поход.

Одиннадцатая рота выступила в половине шестого понаправлению на Турову-Волску. Швейк тащился позади со штабом роты и санитарнойчастью, а поручик Лукаш объезжал всю колонну, то и дело возвращаясь в конец её,чтобы посмотреть, как на повозке, накрытой брезентом, санитары везутподпоручика Дуба к новым геройским подвигам в неведомом будущем, а также чтобыскоротать время беседой со Швейком, который безропотно нёс свой мешок ивинтовку, рассказывая фельдфебелю Ванеку, как приятно было маршироватьнесколько лет тому назад на манёврах возле Бельке Мезиржичи.

— Местность была точь-в-точь такая же, только мымаршировали не с полной выкладкой, потому что тогда мы даже и не знали, чтотакое запасные консервы; если где-нибудь мы и получали консервы, то сжирали ихна ближайшем же ночлеге и вместо них клали в мешки кирпичи. В одно село пришлаинспекция и все кирпичи из мешков выбросила. Их оказалось так много, что кто-тотам даже выстроил себе домик.