Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Возлагая надежды на организаторские способности Милля, Троцкий обращался к нему с многочисленными инструктивными письмами, поначалу дружескими, затем критическими и даже гневными. Их содержательной стороны я коснусь ниже, в связи с рассказом о формировании международного коммунистического оппозиционного движения. Пока же только упомяну, что в конце концов с Миллем произошел разрыв. В 1932 году он обратился в советское полпредство с просьбой разрешить ему возвратиться в СССР. Разрешение было получено, и Милль отбыл в Харьков. Существует предположение, что он, подобно Зборовскому, с самого начала был агентом ОГПУ.[1180] Во время «большого террора» Милль исчез: возможно, был расстрелян.

Еще одним сторонником Троцкого из числа советских граждан, находившихся за границей, на этот раз тайным сторонником, считался какое-то время сотрудник полпредства СССР в Париже Харин. Опытный и обычно осторожный Троцкий вдруг поверил, что советский дипломат способен осмелиться оказать ему политическую поддержку. Харин передал Троцкому через посредников, что может действовать в качестве связного, в том числе между ним и его сторонниками в СССР. Через доверенных лиц Троцкий послал Харину машинописный текст первого номера «Бюллетеня оппозиции» и несколько подлинных документов, фотокопии которых предполагалось опубликовать в этом номере. Долгое время о Харине ничего не было слышно. В конце концов выяснилось, что он был сотрудником ОГПУ и передал этому ведомству все материалы, полученные от Троцкого. В числе пропавших документов был подлинник письма, полученного Троцким от Крупской после смерти Ленина.[1181] Выпуск журнала задержался.[1182] Что же касается письма Крупской, то, к счастью, Троцкий сохранил фотокопию. Оригинал же, по слухам, оказался не в советском архиве, а в кабинетном сейфе Сталина.

В отношении двух русскоязычных сотрудников Льва Седова в Берлине, участвовавших в издании «Бюллетеня оппозиции», — братьев Соболевичусов, Рувелиса и Абрахама, которые жили в германской столице под псевдонимами Роман Вель и Адольф Сенин, доверие Троцкого и Седова также оказалось неоправданным. Вель занимался распространением «Бюллетеня» в Германии, а затем и в других странах. Сенин стал помощником Седова по техническим делам. Вель и Сенин вступили в оживленную переписку с Троцким и делали вид, что исправно выполняют его задания.

Оказалось, однако, что оба они были внедрены в окружение Седова иностранными службами ОГПУ. Главное их задание заключалось не в шпионаже, а в дезорганизации сторонников Троцкого, которые и без того относились друг к другу подозрительно и легко поддавались на слухи и сплетни. Если поначалу германская группа была более или менее сплоченной, то в результате акций братьев Соболевичусов намечавшиеся разногласия раздувались «по принципиальным мотивам», происходили расколы. В конце концов еще до прихода нацистов к власти германские «троцкисты» потеряли влияние, которым вначале обладали.

Но все это обнаружится значительно позже. В 1933 году Соболевичусы эмигрировали во Францию, затем под новыми именами Роберт Соблен и Джек Собл перебрались в США.

Только после Второй мировой войны ФБР удалось выйти на их след и в 1947 году подослать к ним агента. Десять лет шло собирание доказательств с одновременной дезинформацией советских органов, а в 1957 году Соблен и Собл были арестованы в Америке. Соблену удалось добиться временного освобождения под денежный залог, после чего он сбежал в Израиль. Будучи выданным израильскими властями американцам, он покончил жизнь самоубийством в сентябре 1962 года в Лондонском аэропорту — по пути в Нью-Йорк, куда его доставляли под стражей.[1183] Собл, арестованный тогда же, но не выпущенный под залог, «раскололся» и сообщил следователям, что перед приездом в США накануне Второй мировой войны побывал в Москве, где был принят Берией, который сказал ему: «Товарищ Сталин помнит ваше имя и ваши заслуги в борьбе против врага нашего государства Троцкого».[1184] Собл признался, что получал копии писем Троцкого и документы руководимых им организаций, которые передавал советским секретным службам.[1185]

Так вокруг Троцкого начинали плестись интриги советских тайных служб, которые становились все более разветвленными, хотя далеко не всегда эффективными.

Одним из эпизодов, связанных с этими службами, хотя эпизодом неординарным, была встреча Троцкого с давним его сотрудником, чекистом Я. Г. Блюмкиным. Этот человек — убийца германского посла в Москве Мирбаха — несколько лет служил в штабе наркомвоенмора, привязался к нему. В 1922 году Блюмкин перешел на работу в ВЧК, затем был первым руководителем отдела контрразведки ОГПУ, а в следующие годы являлся резидентом советской шпионской сети, в частности в Турции.

Однажды, еще до выезда в Европу, Лев Седов, проходя по улице Пера, вдруг оказался в буквальных объятиях этого матерого авантюриста, который, безусловно, его выследил, воспользовавшись тем, что как раз здесь находилось Генконсульство СССР, куда, как установил Блюмкин, Седов часто заходил за адресованной отцу почтой в первые месяцы после переезда на Принкипо.

Н. И. Седова рассказывала: «…Кто-то забросил сзади на его шею рукоятку тросточки, а затем с хохотом стал его обнимать. Это был Яков Блюмкин, один из известнейших бойцов Красной армии[1186] и один из самых заметных советских контрразведчиков на Востоке».[1187]

Седов повез Блюмкина к отцу, которому Яков Григорьевич поведал, что, занимаясь секретной работой, он не мог присоединиться к оппозиции, но разделял ее взгляды. (В своих показаниях после ареста советскими органами Блюмкин писал: «16 апреля [1929 года], разумеется, с соблюдением строжайшей конспирации, чтобы не провалить себя, я имел продолжительное свидание с Троцким. Его личное обаяние, драматическая обстановка его жизни в Константинополе, информация, которую он мне дал при беседе, — все это подавило во мне дисциплинарные соображения, и я предоставил себя в его распоряжение».) Через несколько дней Блюмкин вновь посетил Троцкого, порекомендовал ему усилить охрану и согласился передать во время намечавшейся поездки в Москву письмо Троцкого его сторонникам.

Письмо было тут же написано. Троцкий сохранил его копию в своем архиве. Из текста ясно видно, что автор по-прежнему представлял себя в роли руководителя мощной политической силы, которая способна была даже посылать своих представителей за рубеж.[1188] Вот важнейшие места этого письма: «По поводу ренегатства Радека и K° написана Т[роцким] статья «Жалкий документ», которая выходит на трех языках». «Необходимо направить одного-двух человек для организационной работы в Берлине и Париже. Самое лучшее — кого-нибудь из ссыльных». «Работа в области иностранной оппозиции подвигается пока медленно». Письмо Троцкого грешило многими повторениями и перехлестами, сочетая необоснованный оптимизм с негодованием по поводу того, что его директивы не исполняются также беспрекословно, как это было во время Гражданской войны.