Поступили в продажу золотые рыбки - Кир Булычев

— Цели мирные? — поинтересовался Удалов.

— Какие могут быть мирные? — послышался голос от двери. Там стоял сонный, растрепанный, злой Ложкин, в халате и шлепанцах.

— Встал все-таки, — ухмыльнулся Удалов.

— Молчи, — сказал Ложкин. — Военная хитрость. Так бы она меня никогда не пустила. Я ей сказал, что за милицией побежал, чтобы тебя к порядку привлечь. На такое благородное дело она меня выпустила. Понимаешь?

— Понимаю, что собственную выгоду за счет товарищей достигаешь. Но не обижаюсь, а даже улыбаюсь.

— И правильно, — оценил Грубин. — Главное, что мы в сборе.

— Не отвлекайтесь, — попросил Минц. — Слушайте. Это интересно.

— Разведчик-два, — произнес голос переводческой машины. — Разведчик-два. Почему не отзываетесь?

— Провожу наблюдение. Очень интересное существо. Четыре конечности. Хвост. Покрыто шерстью. Несет в зубах кость. Возможно, разумное.

— Собака, что ли? — предположил Ложкин. — Что же они, разумных от неразумных не отличают?

— Разведчик-два, — откликнулся корабль пришельцев. — Пора знать, что четвероногие не бывают разумными, так как у них нет рук, чтобы заниматься трудом.

— Вот именно, — согласился Ложкин. — Мы это тоже учили.

— Вижу, как четвероногое с костью пошло на сближение с двуногим в костюме и с руками, — послышался голос разведчика-два.

— И чего они вмешиваются? — рассердился Ложкин. — Типичные агрессоры.

— Наблюдают, — ответил Удалов. — Чего бы им не наблюдать?

— Не по-людски, — сказал Ложкин. — Надо было сперва спуститься, поговорить с нами, получить разрешение. Потом бы и наблюдали. Мало ли какие секретные объекты они высмотрят?

— Ну, у нас в Гусляре секретных объектов пока что не было, — усмехнулся Грубин.

— Не исключено, — возразил упрямый пенсионер, — что они есть, но такие секретные, что ты и не подозреваешь.

— Разведчик-три, разведчик-три, — заговорила переводческая машина. — Почему не отвечаешь?

— Заметил странное скопление аборигенов. Стоят в очереди перед хозяйственным магазином. Жду от них разумных поступков.

— Обещали завтра обои выкинуть, — объяснял Грубин. — Три дня уже люди дежурят.

— Стояние в очереди еще не признак разумности, — заключила переводческая машина. — Поищите что-нибудь более перспективное.

— В этом они правы, — вздохнул профессор.

— Неразумные бы толкались, — сказал Ложкин, — а если в очереди, значит, порядок.

— Только бы они днем очередь за водкой не увидели! — всполошился Удалов.

— Вызывает разведчик-два, — услышали они тут, — срочное сообщение. Двуногое существо бежит за четвероногим. Вот оно догнало его. О, я не переживу этого! Двуногое ударило четвероногое ногой! Четвероногое издает жалобные звуки!

Издалека, с улицы, донесся собачий визг. Удалов кинулся к окну. Улица была темна, под отдаленным фонарем мелькнула человеческая тень.

— Ну и что? — воскликнул Ложкин. — Ну шел человек по улице, увидел собаку. Мог же он испугаться? Имел право с испугу ее ногой отогнать? Я спрашиваю, имел ли он право.

Минц поднял руку, стараясь остановить Ложкина.

Голос корабля пришельцев был тверд и категоричен:

— Это важное открытие. Если двуногие бьют четвероногих, следовательно, двуногие неразумны.

— Разумны, но ошибаются! — поправил его Ложкин.

— Говорит разведчик-четыре, — произнесла переводческая машина. — Разрешите вернуться на корабль. Попал в облако дыма, выбрасываемое здешним заводом. Мне плохо… мне плохо.

— Разведчик-четыре, держитесь! Высылаю спасательную команду.

— Ну вот, — вздохнул устало Удалов. — Сколько раз говорили директору фабрики пластиковых игрушек, чтобы установил фильтры.

— Может, это не наша фабрика? — сказал Грубин с надеждой.

— Наша.

И все знали, что наша.

— Надо что-то делать, — решил Удалов. — А то у них останется превратное представление. Фонарик есть?

Минц без слов достал из-под подушки электрический фонарик. Хоть он уже давно жил один, но в детстве мама не давала ему читать по ночам, и он так привык читать под одеялом с электрическим фонариком, что до старости не смог избавиться от такой привычки.

— Я пойду.

Удалов вышел в коридор и спустился во двор. Никто его не остановил.

Удалов встал посреди двора, направил фонарик в небо и зажег его. Затем стал включать и выключать его. Сначала два раза включил и выключил. Потом еще два раза. А еще подождав, включил и выключил его четыре раза подряд.

— Доказывай не доказывай, — проворчал Ложкин, глядевший на это дело в окно, — все равно одиночными действиями агрессию не остановишь.

— Центр! — раздался голос в переводческой приставке. — Во дворе дома № 16 по улице Пушкина наблюдаю двуногую фигуру с электрическим фонариком. По-моему, он пытается доказать мне, что их цивилизация уже достигла умения складывать два и два.

— Вас понял, — послышался ответ. — Вас понял. Разведчик-два, продолжайте наблюдения. Но особенно не переоценивайте своего открытия. Известно несколько видов рыб, которые считают даже до пятнадцати.

— Ну, это им так не пройдет, — возмутился тогда Грубин, выскочил, как есть, через окно во двор, отобрал у Удалова фонарь и начал очень быстро перемещаться по двору, держа фонарь огоньком вверх. Он так быстро бегал, что на фоне черной земли возникли очертания известной теоремы Пифагора.

Когда Грубин уморился от беготни и остановился, в приемнике снова раздались два голоса:

— Докладывает разведчик-два. Центр, слушай, может быть, мне показалось, но другой абориген бегал по двору того же дома и с помощью фонарика пытался показать мне общее начертание известной теоремы «штаны Приудоникса».

— Пифагоровы, Пифагоровы, — поправил строго Ложкин.

— Прекратите наблюдение за ничтожным объектом, — сказал голос Центра. — Уровень цивилизации измеряется не отдельными попытками научиться считать или даже читать, а ее общими достижениями. Разведчик-один, сообщите мне, каковы результаты замеров у края их муравьиного скопления.

— Я потрясен, — раздался голос первого разведчика. — Они выбрасывают грязь в водоемы и воздух, которым дышат, причем не только сами дышат, но и заставляют дышать окружающих.

— Слышите, разведчик-два? Они буквально ходят под себя. Вам понятно это грубоватое выражение?

Ложкин протянул руку и хлопнул ладонью по кнопкам.

Разговор инопланетных исследователей прервался.

— Хватит, — не выдержал Ложкин. — Это мне противно слушать.

— Погодите.