Семь сестер. Сестра ветра - Люсинда Райли

– Феликс, прошу вас, скажите же мне все, что вы хотели сказать, – снова умоляюще повторила я.

– Ладно, ладно! Но еще раз предупреждаю, это такая головоломка, в которой я и сам пока не разобрался до конца… Вот!

Он сунул руку в карман и извлек оттуда старый конверт. Потом положил конверт на стол, прямо передо мной.

– Как я уже говорил вам, Алли, когда Марта родила, она сообщила мне об этом и приложила к письму фотографию.

– Да, вы говорили. Фотографию Тома.

– Да, Тома. Но она держит на руках еще одного младенца. Девочку. Получается, что Марта родила двойняшек. Хотите взглянуть на эту фотографию? И на само письмо?

– О боже! – едва слышно пробормотала я, судорожно ухватившись за край дивана и чувствуя, как все поплыло перед глазами. Я опустила голову. Феликс мгновенно подбежал, уселся рядом и стал гладить меня по спине.

– Алли, сделайте глоток виски. Вам сразу же полегчает. Надежное средство при любом душевном потрясении.

– Нет! – резким движением я отодвинула стакан в сторону. Запах виски сразу же вызвал у меня приступ тошноты. – Я не могу. Я беременна.

– Господи, что же я наделал? – возбужденно выкрикнул Феликс.

– Подайте мне, пожалуйста, воды. Меня уже чуть-чуть отпустило.

Он подал мне стакан с водой. Я сделала несколько глотков, чувствуя, что полуобморочное состояние мало-помалу проходит.

– Простите, – повинилась я перед своим собеседником. – Но сейчас мне действительно лучше. – Я взглянула на конверт, лежавший на столе, и взяла его. Потом трясущимися руками, а руки мои дрожали почти так же, как и у Феликса, я открыла конверт, извлекла из него листок бумаги и черно-белую фотографию красивой женщины. В которой я сразу же опознала мать Тома. Именно ее фотографию в рамочке я видела во Фроскехасет. Женщина убаюкивала двух младенцев.

– Можно мне прочитать само письмо?

– Оно на норвежском. Я сам прочитаю его вам.

– Да, пожалуйста.

– Ладно! Вначале, как обычно, идет адрес. Больница Святого Олафа в Трондхейме. Потом дата: 2 июня 1977 года. А дальше уже сам текст. – Феликс слегка откашлялся. – «Дорогой Феликс, думаю, я должна сообщить тебе, что родила двойню: мальчика и девочку. Первой на свет появилась девочка, тридцать первого мая, еще до наступления полуночи. Несколько часов спустя, уже на рассвете первого июня, родился мальчик. Я очень устала. Роды были тяжелыми и долгими. А потому, скорее всего, я пробуду здесь еще неделю или чуть меньше. Потому что быстро иду на поправку. Посылаю фотографию твоих деток. Если захочешь увидеть их или меня, приезжай. Мы пока еще здесь. Люблю тебя, твоя Марта». Вот, собственно, и все.

Последние слова Феликс произнес хриплым голосом. Судя по всему, он сам был на грани слез.

– Тридцать первого мая… Мой день рождения.

– Правда?

– Да.

Я скользнула взглядом по Феликсу, потом снова стала разглядывать младенцев на фотографии. Два абсолютно одинаковых комочка в одинаковых одеяльцах. Трудно даже распознать, где здесь я.

– Могу лишь предполагать, что было потом, – сказал Феликс. – Поскольку у Марты не было ни своего дома, ни мужа, она была вынуждена немедленно отдать одного из вас на усыновление.

– Но ведь потом вы повстречали ее в Бергене, куда она вернулась после родов, неужели у вас не возникло законного вопроса: а где же второй малыш? – Я почувствовала, что задыхаюсь от нехватки воздуха. – Куда подевалась я, в конце концов?

– Алли! – Феликс осторожно положил свою руку поверх моей. – Придется мне еще раз огорчить вас. Я просто подумал, что второй младенец умер. Ведь после этого Марта ни единого разу не упомянула в разговоре со мной о существовании девочки. Не сообщила она об этом и моим дедушке с бабушкой. И даже Тому ничего не сказала. Видно, воспоминания обо всем, что было связано с ее отказом от вас, были слишком болезненны, и она просто постаралась все забыть. Начисто стереть этот эпизод из своей памяти. Впрочем, я-то и общался с ней всего ничего. Несколько пустячных разговоров. Пару слов, исполненных обиды и злости.

– Но в письме… – Я в некоторой растерянности наморщила лоб. – Такое впечатление, что Марта всерьез рассчитывала на то, что вы будете вместе.

– Возможно. Подумала, что увижу фотографию своих отпрысков и тут же расчувствуюсь… Стану другим человеком. Дескать, с появлением на свет детишек, твоих детишек, у тебя нет иного выбора, кроме как возложить на себя бремя всей ответственности за них.

– А вы ей ответили?

– Нет, Алли. Простите меня, но я ей не ответил.

Я почувствовала, как у меня стучит в висках. Такое ощущение, что мозг сейчас взорвется от переизбытка полученной информации, а сердце разорвется от противоречивых переживаний, захлестнувших меня. Пока я не знала, что Феликс, судя по всему, мой родной отец, я могла мыслить рационально и с пониманием выслушала его рассказ о прошлом. Но сейчас ситуация кардинально изменилась, и я растерянно соображала, а как, собственно, мне реагировать на этого человека сейчас.

– Возможно, это и не я вовсе. Ведь никаких стопроцентных доказательств у нас нет, – пробормотала я в некотором замешательстве, отчаянно хватаясь, как за соломинку, за эту спонтанно возникшую версию.

– Вы правы. Но если посмотреть на вас с Томом, если вспомнить о ваших днях рождения, наконец, о том, что ваш приемный отец отослал вас именно на поиски Халворсенов, то скажу так: а какие еще доказательства вам нужны? Впрочем, – мягко добавил он, – сегодня так легко докопаться до любой правды. Знаю это по собственному опыту. Тест ДНК мгновенно подтвердит либо опровергнет наше родство. Если хотите, я с радостью помогу вам в этом, Алли.

Я откинула голову на спинку дивана, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. В самом деле, какие мне еще нужны подтверждения? Все и так ясно как божий день. Правильно сказал Феликс. Все сходится. Но, помимо всех тех фактов, которые он перечислил, есть еще кое-что. Ведь с самой первой встречи с Томом я инстинктивно почувствовала в нем родственную душу. Такое ощущение, будто я знала его всю свою жизнь. Вот уж и правда, мы с ним действительно как две горошины из одного стручка. Недаром мы столько раз за последние дни синхронно озвучивали одни и те же мысли, которые одновременно приходили нам в головы, а потом сами же смеялись над собой. У меня даже голова закружилась от переизбытка чувств при мысли о том, что теперь у меня есть брат-близнец. Но одновременно я почувствовала и горечь, вспомнив, что родная мать была вынуждена выбирать, какого младенца ей оставить у себя, а кого отдать в чужую семью. И в чужую семью она отдала меня.

– Понимаю, Алли, о чем вы сейчас думаете. И мне очень жаль, поверьте, – вмешался в ход моих мыслей Феликс, словно прочитав их. – Если это хоть как-то поможет вам, то знайте. Когда Марта впервые сообщила мне о своей беременности, она еще тогда сказала, что не сомневается в том, что у нее будет мальчик. И что она сама очень хотела бы иметь сына. Наверное, и свой окончательный выбор она сделала именно по гендерному принципу. И никак иначе.