Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс

Учитывая острую нужду в специалистах и низкий образовательный уровень собственных кадров, советской власти ничего не оставалось, как в больших пропорциях нанимать на службу бывших чиновников, в особенности тех, кто был способен исполнять работу в аппаратах новых министерств — народных комиссариатов. Приводимая ниже таблица указывает процентное соотношение таких сотрудников в комиссариатах в 191855:

Комиссариат внутренних дел 48,3% Высший совет народного хозяйства 50,3% Комиссариат по военным и морским делам 55,2% Комиссариат государственного контроля 80,9% Комиссариат путей сообщения 88,1% Комиссариат финансов 97,5%

«Есть основания полагать, что более половины служащих в центральных отделах комиссариатов и, по-видимому, 90 процентов высшего эшелона до октября 1917-го работали на той или иной административной должности»56. Только ЧК, где на службе состояло 16,1 % прежних чиновников, да Комиссариат иностранных дел, где процент «бывших» составлял 22,9 (по данным на 1918 год и в том и другом случае), были укомплектованы по преимуществу новыми сотрудниками57. На основе этих свидетельств один западный ученый пришел к поразительному выводу, что перемены в личном составе, произведенные большевиками в первые пять лет, «можно сравнить с теми, что происходят в Вашингтоне после прихода к власти новой партии и раздачи ею постов своим сторонникам»58.

Новая бюрократия формировалась по модели дореволюционной. Как и до 1917 г., чиновники служили государству, а не народу, который они воспринимали как враждебную силу. Анархист Александр Беркман, посетивший Россию в 1920 г., так описывал типичное госучреждение при новой власти:

Как и при царе, советское чиновничество было строго классифицировано. В марте 1919 года власти разбили государственную службу на 27 тщательно разграниченных категорий. Различие в жалованьи между категориями было не слишком резким: так, обслуга самого низкого разряда, куда входили швейцары, уборщицы и т. д., получала порядка 600 руб. (старыми), а служащие наивысшего, 27-го разряда (главы отделов комиссариатов и т. п.) получали 2200 рублей60. Но жалованье само по себе в условиях гиперинфляции значило мало: главным становились различные привилегии, из которых самыми важными были продовольственные пайки. Так, в 1920 году Ленин не мог, конечно, просуществовать на свое жалованье в 6500 рублей в месяц, сумму, достаточную для приобретения разве что штук 30 огурцов на черном рынке, кстати, единственном месте, где рядовые граждане могли их достать61. Помимо пайка, чиновники прикармливались от взяток; взяточничество, несмотря на суровые меры борьбы с ним, принимало ужасающие размеры62.

Ленин предпочитал приписывать пороки советского аппарата засилью бывших царских служащих: «Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, — писал он, — в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьезным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата»63. Но об истинных причинах зла, как можно судить по его отрывочным и путаным замечаниям, у него не было ни малейшего представления. Размер бюрократизации определялся непомерными амбициями советского руководства на управление всей жизнью страны, тогда как его коррумпированность предопределялась отсутствием общественного контроля за деятельностью аппаратчиков.

* * *

Летом 1920 г. партию потряс удар изнутри: инакомыслие в собственных рядах, которое партвожди окрестили «Рабочей оппозицией». Она отражала недовольство большевиков-рабочих тем, что власть в стране захватила интеллигенция, а конкретно была протестом против бюрократизации на производстве и одновременного падения авторитета профсоюзов и утраты ими своей независимости. Хотя возглавляли оппозицию ветераны РКП(б), она отражала настроения большинства рабочих, не принадлежавших ни к какой партии или склонявшихся к меньшевикам. Наиболее сильна она была в Самаре, где на ее стороне был губком, а также в Донбассе и на Урале. Особенно сильным влиянием пользовались оппозиционеры в металлургической, горнодобывающей и текстильной отраслях промышленности64. Лидер оппозиции, Александр Гаврилович Шляпников, возглавлял Союз металлистов, самый мощный в стране и традиционно наиболее симпатизирующий большевикам профсоюз. Рабочего происхождения, партийный функционер высшего ранга, он в годы Первой мировой войны руководил петроградским большевистским подпольем, а в 1917 году возглавил Наркомат труда. Его любовница Александра Михайловна Коллонтай была наиболее красноречивым идеологом движения. Параллельно «Рабочей оппозиции» возникла еще одна «ересь» — «демократический централизм». Это движение, куда входили известные партийцы-интеллигенты, выступало против бюрократизации партии и использования в промышленности «буржуазных специалистов». Сторонники «демократического централизма» требовали предоставления большей власти Советам, противостоя притязаниям профсоюзов на доминирующую роль в управлении народным хозяйством. Один из лидеров этой оппозиции, Т.В.Сапронов, старый большевик, тоже пролетарского происхождения, отважился на партийном съезде назвать Ленина «невеждой» и «олигархом»[242].