Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

— Пусть будет чизбургер, — сказал он.

Прислушиваясь к шипению бледно-розового ломтя мяса на решетке, Джо смотрел из окна и размышлял обо всем, что только что открыл ему Сэмми. Он никогда особенно не обдумывал те чувства, которые на несколько месяцев осени и зимы 1941 года сблизили его кузена и Трейси Бэкона. В той мере, в какой Джо вообще об этом задумывался, он предположил, что юношеское заигрывание Сэмми с гомосексуальностью было чем-то несерьезным, чудаческой шалостью, порожденной неким сочетанием достатка и одиночества, которая в конце концов погибла вместе с Бэконом где-то над Соломоновыми островами. Внезапность, с какой Сэмми сразу же после вступления Джо в ряды ВМФ принесся жениться на Розе (словно он, измученный страстным нетерпением, и едва сдерживаемым, и совершенно обычным, все это время только того и ждал, как бы убрать Джо со своей дороги), как показалось Джо, решительно отметила конец кратких экспериментов Сэмми с богемным бунтом. Сэмми и Роза обзавелись ребенком, переехали в пригород, обжились там. В воображении Джо многие годы они жили ярко и насыщенно как муж и жена — Сэмми обнимает Розу за плечи, она его за талию, обоих обрамляет арочная шпалера из больших и красных американских роз. И только теперь, наблюдая за транспортной пробкой на Тридцать третьей улице, куря сигарету, поедая чизбургер и потягивая имбирное пиво из стакана, Джо осознал всю правду Сэмми не только никогда не любил Розу; он вообще не был способен ее любить, не считая, разумеется, той полунасмешливой товарищеской симпатии, которую он всегда к ней испытывал. Такая достаточно хрупкая симпатия никогда не рассчитывалась на долгое совместное проживание и оказалась давным-давно погребена под тяжелыми зарослями долга, задушена плющом разочарования и вины. Только теперь Джо понял, какую жертву принес Сэмми — не только ради Джо, Розы или Томми, но и ради себя самого. Вышел не просто галантный жест, а намеренный и полностью осознанный назначения самому себе пожизненного тюремного срока.

Тут Джо подумал о многих ящиках комиксов, что накапливались у него наверху, в двух комнатушках, где он таился на фальшивом дне жизни, с которого Томми его освободил. А потом, в свою очередь, о тысячах и тысячах маленьких коробочек, аккуратно расположенных на листах бристольского картона или размещенных рядами на обтрепанных страницах комиксов, которые они с Сэмми последнюю дюжину лет заполняли. Коробочек, ломящихся от разнообразного сырья или кусков всевозможного мусора, из которого они, каждый в своей манере, пытались мастерить своих различных големов. В литературе значение и обаяние големов — от творения рабби Ливая до чудовища Виктора фон Франкенштейна — лежали в их бездушии, в их неустанной сверхчеловеческой силе, в их метафорической связи с самонадеянной человеческой амбицией, а также в той пугающей легкости, с какой они выходили из-под контроля своих одновременно и до смерти перепуганных, и безмерно восхищенных создателей. Но Джо казалось, что среди всего вышеперечисленного — и фаустовского гордого высокомерия в том числе — не содержалось настоящих причин того, что время от времени толкало людей все же отваживаться создавать големов. Оформление голема было для человека жестом надежды, лелеемой вопреки надежде, в пору отчаяния. В этом выражалось вечное сильное желание того, чтобы несколько магических слов и искусная рука смогли произвести на свет нечто — одну несчастную, немую, мощную тварь, — способное принести избавление от убийственной травли, от болезней, жестокостей и неизбежных сбоев большего Творения. Если добираться до самой сути, таким образом люди оглашали тщетную надежду на спасение, пытались совершить эскейп. Подобно Эскаписту, они пробовали выскользнуть на свободу из опутывающей их цепи реальности и смирительной рубашки законов физики. Гарри Гудини блуждал по «Палладиумам» и «Ипподромам» всего мира, обремененный целым грузовым трюмом ящиков и клетей, набитых цепями, всякими железяками, ярко раскрашенными полосками металла и прочей броской атрибутикой, но желание у него все это время было только одно-единственное, так никогда и не осуществленное: действительно спастись, хотя на один миг совершить настоящий эскейп. Просунуть голову за границы этого мира с его жесткими физическими законами в загадочный духовный мир, что лежал по ту сторону. Газетные статьи, которые Джо читал про надвигающееся расследование сената на предмет комиксов, всегда упоминали слово «эскапизм» среди литании различных вредоносных последствий их чтения, а также подробно останавливались на пагубном для молодых умов эффекте удовлетворения желания спастись, «совершить эскейп». Как будто в жизни могло быть какое-то более благородное или необходимое занятие.

— Не желаете ли чего-то еще? — спросил продавец, когда Джо вытер рот, а затем бросил салфетку на пустую тарелку.

— Да, пожалуй, — сказал Джо. — Сандвич с яичницей-глазуньей. И майонеза побольше.

Час спустя он ушел, неся с собой коричневый бумажный пакет, в котором лежал еще один сандвич с яичницей-глазуньей и пачка «пэлл-мэлла». Джо знал, что сигареты у Сэмми уже как пить дать закончились. Когда он в последний раз вернулся в контору за номером 7203, то сразу заметил, что Сэмми снял пиджак и ботинки. Его галстук дохлой змеей валялся на полу.

— Мы должны это сделать, — сразу же сказал Сэмми.

— Что мы должны сделать?

— Погоди, скоро поговорим. Кажется, я почти закончил. Как по-твоему, я почти закончил?

Джо нагнулся и посмотрел, как далеко продвинулся Сэмми. Голем, похоже, добрался до кривой и наспех построенной лестницы, откуда обильно торчали всевозможные щепки и гвозди. Эта, почти умышленно взятая откуда-то из Сегара или Фонтейна Фокса, лестница должна была привести его к осыпающимся вратам самого Рая.

— Да, ты почти закончил.

— Все идет быстрее, когда нет слов.

Сэмми взял у Джо пакет, развернул его и вгляделся внутрь. Сперва он достал оттуда завернутый в фольгу сандвич, затем пачку сигарет.

— Я у твоих ног, — сказал Сэмми, стукая пальцем по пачке. Затем он ее разорвал и губами вытянул одну сигарету.

Джо подошел к штабелю ящиков и сел. А Сэмми закурил сигарету и, как показалось Джо, малость беспечно, пролистнул последнюю примерно дюжину страниц. Затем, пристроив сигарету на верх все еще завернутого в фольгу сандвича, увязал страницы обратно в последнюю папку. Наконец, снова воткнув сигарету между зубов, Сэмми развернул сандвич, откусил добрую четверть и принялся увлеченно жевать, не переставая при этом курить.

— Ну что? — спросил Джо.

— А то, — ответил Сэмми, — что у тебя тут жуткая уйма всякого еврейского материала.

— Я знаю.

— Что с тобой такое? У тебя что, рецидив?

— Еще какой. Каждую неделю по свиной отбивной съедаю. — Джо протянул руку к ближайшему ящику и вытащил оттуда книгу без обложки, с растрепанными страницами и растрескавшимся корешком.

— «Мифы и легенды Древнего Израиля», — прочел Сэмми. — Автор — Анджело С. Раппопорт. — Он пролистнул несколько страниц, поглядывая на Джо с определенным уважительным скепсисом, словно ему показалось, что он нашел секрет спасения Джо, в котором ему теперь полагалось сомневаться. — Так ты теперь всем этим увлекся?