Политолог - Александр Проханов

— Эти девушки будут участвовать в концертах с большим скоплением народа, — пояснял Человек-Рыба, любуясь одалисками. — Их станут приглашать на закрытые вечеринки, которые любят устраивать представители властной элиты. И в Государственную Думу, после «Правительственного часа». Ну и, быть может, в Священный Синод, если того пожелают иерархи церкви…

Пока длились эти ненавязчивые пояснения, Стрижайло вдруг с изумлением обнаружил, что одна из танцующих девушек была никто иная, как Фатима Сталин, та самая прелестная, пылкая функционерка, которая готовилась возглавить региональное отделение партии «Сталин» и куда-то исчезла после бесславного провала Семиженова. Теперь она самозабвенно крутила животом, то ускоряя вращение земли, то легонько его замедляя.

Когда танец кончился, и девушки с блестящими от пота животами, вышли из круга, Стрижайло приблизился к Фатиме Сталин, сжал ее нежную худую ладонь и произнес:

— Как вы здесь оказались? Какой рок вас сюда привел? Почему я ничего не слышал о вас после нашей красноярской встречи?

И ответ был таким:

— Когда стало ясно, что партия «Сталин» больше не существует, и в политике взяли верх недобитые троцкисты-бухаринцы, я была на грани самоубийства. Рухнула мечта о воссоздании великой «красной империи» от Индии до Франции, от Кубы до Мозамбика, как до этого рухнула идея Святой Руси, православной «белой империи». Ни православие с бездуховными священниками и смиреной паствой, ни выродившаяся «красная номенклатура», продавшая страну за пачку американских долларов, больше не способны к собиранию великих пространств. А без этого я жить не могу. Мне мало пространства величиной с песочницу, мало толстовских «трех аршин» земли для могилы. Мне нужна планета, галактика, мироздание. И я искала прорубь на Москва-реке, куда бы можно было кинуться и погибнуть. Уже нашла эту прорубь с черной бегущей водой, которая готова была принять меня в свой непроглядный холод. На краю проруби стояли и о чем-то беседовали известный философ, богослов, исламский метафизик Гейдар Джемаль, поражавший красотой и величием своего бритого черепа, и его молодой друг, русский художник Калима, терский казак, недавно принявший ваххабизм. Они говорили о исламском возрождении, которое соберет воедино великие пространства, населенные мусульманами в новый великий халифат, куда войдут Индонезия, Малайзия, Пакистан, Индия, Иран, Афганистан, Узбекистан, Таджикистан, Казахстан, Киргизия, Татарстан, Башкортостан, Азербайджан, весь Северный Кавказ, Турция, Ирак, Сирия, Палестина, Эмираты и Саудовская Аравия, вся Северная Африка, Косово и Албания, вся заселенная мусульманами Европа, вся Северная Америка, где черное население исповедует учение Пророка, а также обширные территории Вологодской, Костромской, Тульской, Тверской и Вятской губерний, где коренным населением стали выходцы с Северного Кавказа, построившие в каждой деревне мечеть. Речь пламенного метафизика настолько меня увлекла, что я оставила мысль о самоубийстве и вся отдалась построению великого халифата. Теперь меня зовут не Фатима Сталин, как я когда-то звалась, а Фатима Бен Ладен, в честь великого борца с неверными. Я поехала в Эр-Рияд и прошла месячный курс обучения основам ваххабизма. И вот я здесь, танцую, и скоро под нашу музыку будет танцевать все человечество.

— Кто твои подруги? — пролепетал Стрижайло, видя, как страстный румянец загорелся на смуглых щеках девушки. — Они тоже строительницы халифата?

— Я не знаю их имен. Знаю, что они много страдали. Их вымышленные имена таковы. Эльза — в честь замученной полковником Будановым Эльзы Кунгаевой. Сажи, — в честь великолепной «красной пассионарии» Сажи Умалатовой. Асет, — в честь дикторши программы «Страна и Мир» Асет Вацуевой… Простите, — девушка виновато потупилась, — Больше не могу с вами оставаться. Нас приглашают в костюмерную. Там мы примерим новые «пояса Шахеризады», очень красивые, шитые бисером и жемчугами, с мигающими лампочками, напоминающими новогоднюю елку, которую я так любила в детстве.

С этими словами она покинула Стрижайло. А того подхватил Человек-Рыба. Вместе они досмотрели пансионат, где впечатляла детская библиотека с одной единственной книгой «Господин Гексоген» и мешками какого-то белого вещества.

На прощанье их обнюхала чуткая англичанка с веревкой на шее. Задыхаясь от удушья, она, как гусь, просипела своему возлюбленному: «Кис ми». Машина несла их обратно в Москву. Стрижайло, не слушая говорливого родственника, погрузился в глубокое раздумье.

Стрижайло была проделана кропотливая подготовительная работа, где каждому претенденту подыскивалась роль, писались предвыборные программы, создавался привлекательный образ. Президент Ва-Ва уклонился от дебатов и как бы выпал на время из поля зрения. Лишь прокручивались по телевидению давнишние кадры, — сверкающий альпийский снег, по склону скользит изящный слаломист, — Президент Ва-Ва. Борцовский ковер в спортивном зале, мускулистые борцы в белых кимоно, невысокий, пластичный спортсмен укладывает на лопатки всех, один за другим, соперников, — Президент Ва-Ва. Не было среди участников дебатов и Человека-Рыбы. Когда завершит свои потешные состязания очередная пара конкурентов, а затем последует пугающая картина мнимого террористического акта, Человек-Рыба явится среди шутих и петард, ненатуральных дымов и поломанных фанерных щитов, как спаситель и ревнитель порядка. Такова была общая концепция, названная Потрошковым «Смех и слезы». Над ее исполнением изрядно потрудился Стрижайло.

И вот настал день дебатов. В первой паре состязались глава погребального концерна Гробман и владелец фармацевтического гиганта Бренчанин. Дебаты вел известный телеведущий Соловейчик в формате своей обычной программы «Дай в глаз». Телестудия сияла прожекторами и лазерными вспышками. Площадка состязаний напоминала боксерский ринг. В качестве болельщиков были приглашены студенческая молодежь, пациенты психиатрической клиники, курсанты школы милиции, прибывшие из Подмосковья проститутки и несколько пенсионеров-льготников, получающих бесплатные лекарства и имеющие право на бесплатное захоронение. В качестве экспертов явился весь цвет отечественной юмористики, едва поместившийся на судейских скамейках. Здесь были Жванецкий, Карцев, Задорнов, Гальцев, Петросян, Леон Измайлов, Аркадий Арканов, Регина Дубовицкая, Клара Новикова, Шендерович, Шифрин. Все они давились от смеха, хихикали, пощипывали друг друга, искали один у другого блошек, попукивали, чесали плешки, грызли вкусные орешки, скалили зубки.

С первым ударом гонга на ринг вышел Гробман, весь в черном бархате, с серебряным шитьем, бледнолицый и печальный, как жрец, отправляющий печальную процессию к месту погребения. Стрижайло, наблюдавший дебаты по телевизору, залюбовался костюмом, который был исполнен по его эскизам Славой Зайцевым. Второй удар гонга, — и появился ликующий Бренчанин, в алом, с золотыми позументами и кантами, источающий волны здоровья и успеха. Стрижайло мысленно похвалил себя за фасон, выбранный в коллекции Юдашкина. Третий удар, — и на ринг вышел Соловейчик, в черном фраке и бронежилете, вооруженный электрошоком и газовым баллончиком, с лицом, которое защищала решетка хоккейного вратаря. Это была спецодежда ведущего программы «Дай в глаз».