Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега» - Николай Иванович Леонов

было без пяти шесть, когда отец и сын Исаковы вышли из подъезда. Они шли в ногу, были чем-то похожи, хотя отец был выше и шире, лицом жестче. Сын шагал мягче, не смотрел прямо перед собой, рассеянно поглядывал по сторонам. Они остановились на углу переулка, ожидая, пока развернется грузовик с прицепом. Рядом двое мужчин разглядывали двухэтажный дом с колоннами.

— За неделю справимся, — сказал один.

— Неплохой еще домишко, — сделав в блокноте пометку, сказал другой.

Исаков посмотрел на мужчин, на дом, о котором они говорили, подтолкнув сына, пошел дальше. Так же молча они вышли к Никитским воротам и сразу попали в людской водоворот. На остановках троллейбусов и автобусов выстроились длинные очереди. Какой-то мужчина бегал по мостовой: то ли пытался остановить машины, то ли броситься под них. Его аккуратно объезжали.

Исаковы вышли на Тверской бульвар. Здесь царили мир и тишина. На тяжелых скамейках отдыхали спокойные пожилые люди, детские коляски, словно лодочки, мерно покачивались рядом.

Николай шел насупившись, изредка поглядывая на отца, хотел заговорить, но не решался. Исаков по привычке напевал. Отправляясь на соревнования, он всегда напевал. Некоторые принимали его песни за показную браваду, большинство считали, мол, нервы идеальные, оттого и поет, не думает он о предстоящем бое. Ошибались и те и другие. Исаков перед боем нервничал, успокаивался только после команды: «Бокс!» — пел он оттого, что любил петь, но слуха не было, и петь при людях он стеснялся. Не помнит, когда запел впервые, кажется, всегда вот так — ходил с чемоданчиком и напевал.

Если соревнования проходили в спортивном клубе «Крылья Советов», то он шел до зала пешком. Последние годы сын провожал его до конца бульвара, там они расставались. Колька раньше подпевал отцу, но ведь сын тогда не доставал до плеча даже вихрами, считал, что Исакова победить нельзя, все это веселая прогулка за очередным кубком. Сейчас он взрослый, не поет, шагает хмурый, хочет заговорить, да пороху не хватает.

Дойдя до Пушкинской площади, Исаков остановился.

— Дальше я пойду один, — сказал он и переложил чемоданчик в другую руку.

— Боишься, что заблужусь? — смешливо улыбнувшись, спросил сын.

Исаков не хотел признаваться, что не пойдет пешком, сядет на троллейбус, поэтому излишне резко сказал:

— Выкладывай, не мучайся, я не обижусь.

Николай вынул из кармана «Советский спорт» и прочитал:

— Вторая молодость. Чемпион… прочее и прочее… Петр Исаков возвращается на ринг. Зачем ты дал интервью, отец?

— Я сам позвонил в редакцию.

Николай смял газету, положил в карман:

— Виталий Иванович сказал, что тебя крепко и позорно побьют, отец.

Исаков поддал ногой камешек, следил, как он прыгает по бульвару.

— Иваныч в боксе понимает.

Сын схватил отца за руку и быстро заговорил:

— Если тебе наплевать на свою славу, подумай о других. Я сын Петра Исакова. А если бы дело расследовал человек, не занимавшийся боксом?

Исаков сжал сыну кисть и спросил:

— Ты не собираешься перейти в параллельный класс?

— Зачем, отец?

— А там учится сын тяжеловеса Иванова. Ты был бы еще и однокашником. Неплохо. Сын Исакова и однокашник сына Иванова. Неплохая биография.

Ефрейтор Петров и солдат Костюк, одетые в штатское, появились в зале порознь, заняли места в разных концах. Мягков перекинул через плечо ремень фотоаппарата, стал прогуливаться у самого ринга. Сделав несколько снимков, он нашел взглядом ефрейтора. Тот переглянулся с товарищем, отрицательно покачал головой. Мягков посмотрел на сидевшего у выхода Виктора, на рукаве которого была красная повязка, понял, что новостей нет. Белый ринг с туго натянутыми канатами был ярко освещен, места зрителей тонули в полумраке.

Исаков стоял, опустив голову, чемоданчик двухпудовой гирей оттягивал руку. В этом зале он начинал, здесь закончил. Зачем он вернулся? Прав Иваныч, ведь преступник мог бы быть и горнолыжником.

Исаков вспомнил свой последний день в этом зале.

Был день открытия чемпионата страны. Судьи в белых костюмах, торжественные, чуть-чуть зазнавались, избегали разговаривать со знакомыми боксерами. Зная все и всех, крутились у ринга журналисты и фотокорреспонденты, телеоператоры о чем-то перешептывались по внутренней связи.

Стоя у угла ринга, Исаков и Виталий Иванович Островерхов старались не смотреть друг другу в лицо. Дрожащими руками Островерхов приколол ученику несколько медалей. Петр неловко поежился, тихо сказал:

— Неудобно, Иваныч, не носил я их.

В зале прозвучал хорошо всем знакомый голос Николая Озерова:

— На ринг вызывается заслуженный мастер спорта, пятикратный чемпион страны, чемпион Европы и Олимпийских игр Петр Исаков.

Зал громыхнул аплодисментами. Петр застегнул пиджак, поправил медали, быстро поднялся на ринг.

— Друзья, сегодня прощается с рингом замечательный спортсмен…

Исаков щурился от яркого света и не слышал Озерова. Он впервые стоял на ринге в вечернем костюме, ему было неуютно, он неловко одергивал пиджак, смотрел в привычный темный зал.

— Пожелаем же, друзья, Петру Алексеевичу Исакову добиться в жизни таких же успехов, каких он добился на ринге.

Исаков раскланялся и уже спустился с ринга, когда звонкий мальчишеский голос, перекрывая аплодисменты, прокричал:

— Исаков, не уходи!..

Исаков дважды прошел мимо раздевалки. Он предполагал, что будет трудно подняться на ринг, а об этом пороге забыл. Сейчас еще можно отказаться, но стоит переодеться… Он наклонил голову, зло толкнул дверь, оказалось, что толкнул слишком сильно, она ударилась ручкой о стену.

— Ой! А закрывать кто… — закричал было голый боксер, прикрываясь полотенцем, но, увидев Исакова, замолчал.

— Извини. — Исаков закрыл дверь, повернул к правой скамейке, когда-то он всегда раздевался в этом углу. Он открыл чемодан, вынимая вещи, аккуратно раскладывал их в определенной последовательности. Привычное занятие немного успокоило, он сел, украдкой взглянул на окружающих. Островерхов вошел уверенно, но не слишком, без развязной бравады, сразу было видно, что человек пришел в свой дом.

— Переодеваешься? Не торопись, еще рано. — Он взял бинты. — Неужели старые сохранил?

— Наташка, — ответил Исаков.

Он бинтовал руки, рассеянно наблюдая за молодежью — многие из присутствующих были моложе его ровно вдвое. Островерхов привычно погладил затылок и тихо заговорил:

— Он любит работать на дистанции. Темповик, хорошо дышит. Сбивай темп… Не отдавай центр ринга, пусть он бегает. В первом раунде он будет тебя бояться. Ты можешь выиграть раунд за счет точности. — Островерхов посмотрел на безучастное лицо Исакова, вздохнул и замолчал.

Виктор Валов, проверяя у входивших билеты, остановил очередного рассеянного, хотел задать дежурный вопрос, но «безбилетником» оказался подполковник Попов.

Равнодушно оттолкнув руку Виктора, он спросил:

— Наш-то что, тоже биться будет?

— Будет, товарищ… — Виктор смешался и поправился: — Федор Владимирович.

— Дела, — протянул Попов.

Он отыскал свободное место, недовольно огляделся, рядом какой-то мальчишка пронзительно свистнул, старый инспектор хотел было дать