Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

— Только не говорите, что нашли камень и тут же прочли послание.

— Там не было слов или символов, только рисунки. У вас есть подходящее слово — что-то вроде смешных рисунков.

— Комиксы, — подсказал я.

— Вот именно, комиксы. В комиксах была поведана история. Народ этой планеты знал, что их звезда станет Новой. Они уже летали к звездам, но еще не были в состоянии переселить всех жителей планеты. Но что хуже, они не сумели найти пригодную для жизни планету. По-моему, они были очень похожи на нас, их жизнь основывалась на тех же соединениях — кислород и углерод. Но внешне выглядели не так, как мы, они были насекомыми — многоногие и многорукие. Вероятно, во многих отношениях они были приспособлены намного лучше нас. Они понимали, что с ними покончено, пусть и не со всеми до единого. Вероятно, они еще надеялись отыскать пригодную для жизни планету, чтобы выжили хоть немногие. Сохранилось хотя бы семя вида — если бы повезло. Но лишь семя, а не цивилизация. Культура погибла бы. Оказавшись на другой планете, где выживание становится проблемой, сохранить культуру невозможно. Культура была бы забыта, и немногие выжившие утратили бы достояние тысячелетий ее развития. А им казалось важным сохранить хотя бы основы своей культуры, чтобы она не исчезла бесследно для остальных обитателей галактики. Они стояли перед угрозой культурной смерти. Вы можете представить, насколько ужасна подобная перспектива?

— Как и любая смерть. Смерть есть смерть — будто кто-то выключил свет.

— Не совсем. Культурная смерть несколько отличается от остальных видов смерти. Мы боимся не самой гибели, а утраты личности. Страх, что тебя вычеркнут из памяти. Многие люди спокойно встречают смерть, потому что знают, что славно пожили. Они сделали или отстояли некое дело, чем и заслужили память потомков. Они, видите ли, не совсем утрачивают личность, когда уходят из жизни. И если это важно для отдельного индивидуума, то для народа важно тем более. Человеку не так уж трудно свыкнуться с мыслью о неизбежности собственной смерти, но с необходимостью смерти всего человечества, с фактом, что однажды людей не станет, примириться просто невозможно.

— Кажется, я понял, — кивнул я. Подобное ни разу не приходило мне в голову.

— Итак, раса жителей этой планеты вот-вот погибнет и предпринимает меры к сохранению своей культуры. Они вскрывают ее основы и постулаты и размещают их в капсулах…

Я вздрогнул от удивления и указал на увязший в камне цилиндр:

— Вы подразумеваете вот это?

— Надеюсь, — чересчур спокойно и чересчур уверенно сказал он.

— Да у вас просто не все дома. Сперва вы верите в эти сказки…

— Капсул было много. Указывалось даже число, но поскольку мы не смогли расшифровать их систему счисления…

— Должно быть, они рассылали их наугад, просто запуская в пространство.

— Они нацеливали их на звезды, — покачал он головой. — Принимая в расчет уровень развития их техники, большинство капсул должно было достигнуть цели. Они просто делали ставку на то, что хоть одна достигнет обитаемой планеты и станет достоянием каких-либо разумных существ, у которых хватит любознательности…

— Капсулы сгорели бы при входе в атмосферу.

— Не обязательно. Развитие их техники…

— Четыреста миллионов лет назад ваша драгоценная планета находилась в противоположном конце галактики.

— Конечно, мы не знаем точных сроков, но по нашим расчетам их звезда и наше Солнце были где-то недалеко друг от друга. Их галактические орбиты сходились.

Я собрался в комок, стараясь думать последовательно, но голова буквально разрывалась от мыслей. Поверить в рассказанное невозможно — но вот он, закованный в камень цилиндр…

— А вот насчет щелчков, — словно перехватив мои мысли, сказал Чарльз, — нам и в голову не приходило. Должно быть, они включаются, когда вблизи капсулы появляется биологический объект, удовлетворяющий определенным требованиям. Собственно говоря, мы и не ожидали вот так наткнуться на капсулу.

— А чего же вы ждали? Насколько я вас понял, вы разыскивали именно ее.

— Ну, не совсем разыскивали — просто надеялись обнаружить сведения, что кто-то в прошлом ее уже нашел. Скажем, нашел и уничтожил или потерял. Или, возможно, извлек хоть часть ее информации, а потом забыл, потому что она не вписывалась в рамки человеческого мышления. Да, разумеется, мы не теряли надежды однажды обнаружить ее в каком-то потайном месте — к примеру, в маленьком музее, в кладовке или на чердаке старинного дома, а то и в руинах древней часовни.

— Но для чего отправляться за этим сюда, в прошлое? Ведь и в ваше время…

— Вы не понимаете одного: в наше время почти ничего не сохранилось. От прошлого уцелело очень немногое. Прошлое не вечно — ни в материальном, ни в интеллектуальном смысле. Интеллектуальное прошлое подвергается деформации и искажениям, а материальное, воплощенное в предметах и архивах, подвергается постепенному уничтожению и распаду или просто теряется. И если под словом «сюда» вы подразумеваете данное место и время, то здесь мы почти ничего не делаем. Если воспользоваться вашей терминологией, то Вигвам — рекреационная зона, место отдыха и развлечений.

— Но чем же тогда объяснить, что вы потратили столько лет на ее поиски? Столько поисков без особой надежды на успех?

— Тут речь шла о более серьезных вещах. Находка капсулы инопланетян, это… у вас есть соответствующее выражение… Ах да: находка капсулы — это суперприз. Мы всегда были наготове, в своих исследованиях всегда чутко ловили любой намек, который указал бы, что она существует или существовала в прошлом. Но мы не все время…

— Вы упомянули об исследованиях. И какого же черта вы исследуете?

— Историю человечества, что же еще? Я полагал, вы и сами об этом догадались.

— Да где уж мне… Я-то думал, у вас шкафы ломятся от книг по истории и надо лишь прочитать их.

— Я же говорил, что от прошлого уцелело немногое. После ядерных войн огромная часть планеты откатывается назад, к варварству, а прошлое списывается в расход, и то немногое, что уцелело, отыскать становится очень трудно.

— Значит, ядерные войны были… А мы уж надеялись, что человечество до этого не дойдет. Не скажете ли…

— Нет. Не могу.

Мы присели на корточки и посмотрели на капсулу.

— Значит, вам она нужна?

Он кивнул.

— Если удастся ее извлечь в целости и сохранности, — уточнил я.

Капсула негромко, дружелюбно тикала.

— Держите, — распорядился я, протягивая ему фонарь и снимая с пояса геологический молоток. Чарлз принял фонарь и осветил капсулу, а я занялся осмотром скалы, потом сообщил: — Кажется, нам повезло. Прямо под капсулой проходит подошва пласта, начинается прослойка. Известняк — порода непредсказуемая. Порой ложится тонкими пластами, так что его можно расщеплять, как фанеру, а порой пласты настолько толстые, что только рубить.