«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма - Винсент Ван Гог

много на себя, но есть только одно средство исправить это: найти жену с деньгами или товарищей, которые объединятся ради картин. Жены я пока что не вижу, но зато вижу товарищей.

Если это его устроит, не нужно заставлять его томиться в ожидании.

Так будет положено начало содружеству. Бернар, который также едет на юг, присоединится к нам, и знай, что я по-прежнему вижу тебя во Франции, во главе содружества импрессионистов. Если бы я сумел помочь им собраться вместе, то охотно признал бы, что они оказались талантливее меня. Ты должен понимать, как я огорчен оттого, что трачу больше их; мне нужно найти более выгодную и для тебя, и для них комбинацию. Вот как все могло бы быть. Однако обдумай это тщательно, но разве не правда, что в хорошей компании можно обходиться малым, если тратить все деньги дома?

Позже могут настать дни, когда мы будем не так стеснены, но я на это не рассчитываю. Буду очень рад, если сперва ты получишь Гогенов. Я плохо готовлю и т. д., но у них в этом деле иной опыт, ведь они были на военной службе и т. д.

Жму руку и передаю наилучшие пожелания Конингу; будь доволен тем, что отпускаешь его в хорошем состоянии, ведь если бы ты не взял его к себе, все могло бы обернуться иначе. Будь доволен также тем, что Гупили решили взять предложенное тобой помещение.

Всегда твой Винсент

Что Терстех – уже приехал в Париж?

Чтобы все подготовить и завершить это письмо, я пишу Гогену, не говоря ни слова обо всем этом – только о работе.

Нужно очень, очень, очень хорошо обдумать это, прежде чем пускаться в путь. Мне кажется, что тебе, скорее, следует оставаться во Франции.

[Приложение: черновик письма Полю Гогену]

Дорогой дружище Гоген,

я очень часто думал о тебе, и если пишу только сейчас, это потому, что мне не хотелось писать пустых фраз.

Дело с Расселлом пока не задалось, но все же Расселл купил импрессионистов, Гийомена и Бернара, и – жди своего часа – он придет к этому сам, ну а я не могу больше настаивать, столкнувшись с двумя отказами, но надежда на будущее все же остается.

Хотел написать тебе, что я снял дом из 4 комнат здесь, в Арле.

И мне кажется, что, если я найду другого художника, желающего извлечь как можно больше из юга и, подобно мне, настолько поглощенного работой, чтобы смириться с жизнью монаха, который ходит в бордель раз в две недели, а в остальном привязанного к своей работе и мало склонного даром терять время, – это будет хорошо. Предоставленный самому себе, я немного страдаю от этого одиночества.

И поэтому я часто думал, не поговорить ли откровенно с тобой об этом.

Ты знаешь, что мы с братом высоко ценим твою живопись и очень хотим быть уверены, что тебе стало чуть легче. Однако мой брат не может одновременно посылать деньги тебе в Бретань, а мне в Прованс. Не хочешь ли поселиться со мной? Если мы будем жить вместе, денег, возможно, хватит на двоих, я даже в этом уверен.

Я пошел приступом на Юг и не вижу причин отступать.

По приезде я был нездоров, но теперь поправился и чувствую себя более или менее привязанным к югу, где почти круглый год можно работать на пленэре.

При этом жизнь здесь, как мне кажется, дороже, но ведь это значит, что больше шансов заработать? Как бы то ни было, если мой брат стал бы посылать нам 250 фр. в месяц на двоих, захотел бы ты приехать? Мы поселились бы вместе. Но в этом случае надо стараться как можно чаще питаться дома: мы взяли бы какую-нибудь служанку на несколько часов в день, избежав тем самым расходов на гостиницу.

Ты бы отдавал моему брату по одной картине в месяц, а с остальным поступал как считаешь нужным.

Вдвоем мы бы сразу же начали выставляться в Марселе, проложив дорогу другим импрессионистам, как и самим себе.

Нельзя забывать, что придется потратиться на переезд и покупку кровати, и за это тоже нужно рассчитаться картинами.

Ты, конечно, можешь написать об этом моему брату, но предупреждаю тебя, что, скорее всего, он снимет с себя ответственность.

Он лишь заверит тебя, что единственное средство оказать тебе более практическую помощь, найденное нами на сегодня, – вот эта комбинация, если она тебе подходит. Мы много думали об этом. Мне представляется, для здоровья тебе прежде всего нужны спокойствие и тишина. Если я ошибаюсь и южная жара окажется слишком сильной, тогда – ну что ж, тогда посмотрим. Пока что я нахожу здешний климат отличным. У меня есть много что сказать тебе – но сперва о делах. Ответь нам обоим как можно скорее.

619. Br. 1990: 622, CL: 499. Тео Ван Гогу. Сент-Мари-де-ла-Мер, воскресенье, 3 июня, или понедельник, 4 июня 1888, или около этих дат

Дорогой Тео,

пишу тебе наконец из Сент-Мари, с берега Средиземного моря.

Средиземное море такого же цвета, как макрель, то есть изменчивое; непонятно, зеленое оно или фиолетовое, непонятно, синее ли оно, ведь через секунду изменчивый блик становится розоватым или сероватым.

Удивительная штука семья – здесь я часто невольно думаю о нашем дяде-моряке, который, конечно же, много раз видел берега этого моря.

Я взял три холста и покрыл их красками – две марины, один вид городка и, сверх того, рисунки, которые я пошлю тебе почтой завтра, по возвращении в Арль.

На жилье и еду уходит 4 франка в день – а вначале просили 6.

Как только смогу, я, вероятно, вернусь сюда на этюды.

Пляж здесь песчаный, ни утесов, ни скал – как в Голландии, только без дюн и с синевой.

Жареная рыба здесь лучше, чем на берегу Сены, но только рыба бывает не каждый день, так как рыбаки везут ее на продажу в Марсель. Но когда бывает, она чертовски хороша. Если же ее нет – мясная лавка выглядит ничуть не более аппетитно, чем лавка мясника-феллаха на картине господина Жерома, – если рыбы нет, то, по-моему, найти что-нибудь съестное здесь довольно трудно.

Думаю, в этой деревне, или городке, не более сотни домов.

Главное здание после старой церкви – древняя крепость, превращенная в казармы. И еще несколько домов – как в наших вересковых пустошах и торфяниках в Дренте; ты увидишь образцы на рисунках.

Придется оставить здесь три моих этюда маслом: они еще не до конца высохли, чтобы безнаказанно подвергать их пятичасовой тряске в экипаже.

Но я рассчитываю вернуться сюда.

На следующей неделе я хотел бы отправиться в Тараскон и сделать там два-три этюда.

Если ты еще не написал, я, конечно, буду ждать твоего письма в Арле.

Мне здесь устроили расспрос очень красивый жандарм и священник. Видимо, народ здесь неплохой, ведь даже священник выглядит славным малым.

В следующем месяце здесь будет публичный купальный сезон.

Купальщиков от 20 до 50.

Я остаюсь здесь до середины завтрашнего дня, и надо еще сделать несколько рисунков.

Однажды ночью я гулял вдоль берега моря по пустынному пляжу. Это не было весело, но и не было грустно, это было… прекрасно.

На темно-синем небе там и сям виднелись облака, синие, но темнее синевы фона, насыщенно-кобальтовые, и другие, тоже синие, но светлее – как синеватая белизна млечных путей. На синем фоне мерцали звезды, светлые, зеленоватые, желтые, белые, розовые – более яркие, более сверкающие, больше похожие на драгоценные камни, чем у нас и даже чем в Париже. Будет правильно говорить об опалах, лазурите, изумрудах, рубинах, сапфирах. Небо – очень темный ультрамарин, пляж розовато-лиловатого и бледно-рыжего оттенка, с кустами. На дюне (высотой 5 метров) – кусты цвета берлинской лазури. Кроме рисунков в пол-листа, у меня есть большой рисунок, парный к последнему.

Надеюсь, что до скорого, жму руку.

Всегда твой Винсент

620. Br. 1990: 623, CL: 500. Тео Ван Гогу. Арль, вторник, 5 июня 1888, или около этой даты

Дорогой Тео,

большое спасибо за твое сердечное письмо и за вложенную купюру в 50 фр.

Нам все же следует написать Гогену. Вся трудность в этой проклятой поездке: мы упрашиваем Гогена совершить ее и окажемся в неприятном положении, если это его не устроит. Думаю написать ему сегодня и перешлю тебе письмо.

Теперь, увидев здешнее море, я прекрасно понимаю, как важно оставаться на юге и чувствовать – стоит только подбавить яркости цветам, – что Африка совсем рядом.

Посылаю тебе той же почтой рисунки из Сент-Мари. В день отъезда, рано