Обратный отсчет: Проект "Геката" - Токацин

спиной вперёд. Ни один луч коснуться этой штуки не должен. Запомнил? Attahanke!

— Tza, — отозвался Линкен, ныряя в ближайший разлом достаточной ширины. Гедимин досчитал про себя до двухсот, прежде чем услышал в наушниках:

— Tiitzki. Атомщик, ты ещё там?

— Лети к горам, — сказал Гедимин, сделав крошечный шажок в сторону кольца. Облако в невидимой оболочке кипело, источая неровный свет; вспышки становились всё ярче, интервалы между ними сокращались. «Оно что-то делает,» — подумал сармат, чувствуя холод под рёбрами. «Это процесс, и он, кажется, завершается.»

— Лети и не останавливайся! — крикнул он, вскидывая руку. Тонкие щупы анализатора прошли сквозь зелёное сияние, не встретив препятствий. А потом был свет.

Зажмуриться Гедимин не успел. Минут десять, не меньше, вокруг была темнота. Дозиметр верещал, руки и лицо неприятно жгло, по пальцам стекало что-то горячее, постепенно густея. Гедимин поднял руку, приблизил к обожжённым глазам, — сквозь красное марево была видна серебристо-белая поверхность и серый расплав, стекающий по ней. Сармат поднял вторую руку, тронул вязкую каплю, — вторая перчатка была золотистой, и по ней ничего не текло. Гедимин снова потыкал в застывающую жидкость. «Свинец,» — машинально отметил он. «Видимо, из внутреннего слоя… Hasu!»

Три слоя обшивки на правой руке испарились, не оставив следа. Свинец должен был улетучиться ещё раньше, но ему помешали верхние слои — и теперь он остыл до жидкого состояния и вскоре должен был затвердеть. Гедимин почти минуту смотрел на клубящийся над ним пар. Он светился — как и всё вокруг, кроме его скафандра. Яркая полоса зелёного света, слегка тускнеющая к краям, протянулась со дна кратера по склону. Никаких странных структур в яме больше не было.

Гедимин повернулся к скале, посмотрел на ровную светящуюся полосу десятиметровой ширины — медленно расходящийся конус — и быстро отпрыгнул в сторону. Там, где он только что стоял, остались два чёрных отпечатка четырёхпалых ступней. Гедимин хмыкнул — и прыгнул так далеко, как только мог. Его выбросило из кратера за мгновение до того, как подъеденный сверхсильным излучением склон обрушился ему на голову.

— Уран и торий, — пробормотал Гедимин, ошарашенно мигая. В склоне кратера появилась прорезь в форме усечённого конуса. Она уходила в базальт на полсотни метров. Сармат приблизился к ней, осторожно тронул камень на краю, — порода слегка оплавилась и стала радиоактивной. Гедимин взял пробы — сначала наверху, потом со склона — так далеко, как только смог дотянуться, не свешиваясь вниз головой. Свежепрорезанное ущелье отчаянно фонило.

Гедимин медленно шёл вдоль пролома, отмечая его настоящие края — там, где излучение сходило на нет. Видимый след с десяти метров расширился до полусотни и погас — энергия растратилась на расплавление скалы; невидимый, но ощутимый дозиметром — прихватил ещё по триста метров с каждой стороны. Гедимин дошёл до конца ущелья, снова посмотрел на прибор и хмыкнул.

— Спрессованный омикрон, — пробормотал он и криво усмехнулся. — Чего тут только ни увидишь…

В следующую секунду он дёрнулся и схватился за уши — вопль Линкена едва не взорвал барабанные перепонки.

— Теск, твою мать! Ты что, живой⁈

…Линкен придерживал его за ворот комбинезона, пока у шлюзов «Койольшауки» надрывалась сирена, и пока отдельный, вмиг опустевший вагон вёз двоих сарматов и десяток перепуганных охранников к Биоблоку — и ещё немного в Биоблоке, пока медики готовили автоклав. Гедимин сердито щурился, но не сопротивлялся. Зрение до сих пор оставалось мутным, красное марево распалось на пятна, но обзор всё ещё закрывало, — сопротивляться не было смысла.

— Анализатор расплавился, — буркнул он, потирая запястье. — Жаль. Не снял показания.

Линкен, вздрогнув всем телом, замахнулся на него, но остановился и резко опустил руку.

— Псих с радиацией! Ты сам едва не расплавился!

— Но не расплавился же, — недовольно сощурился Гедимин. — Отпусти меня. Ворот порвёшь.

— Нет-нет, держи! — замахал руками сармат-медик. — И клади сюда. Прямо в автоклав. Эй, теск! Если Линкен Лиск считает тебя психом, — ему, знаешь ли, виднее!

— Сами вы… — буркнул Гедимин, нехотя заползая в автоклав и вытягиваясь во весь рост. Медики склонились над ним, накрыли его лицо непрозрачной маской со встроенным респиратором. Сармат почувствовал, как по спине разливается густая прохладная жижа, медленно накрывая конечности, поднимаясь вверх по рёбрам.

— Линкен, — сказал он, приподняв голову; ничего видеть он уже не мог, но надеялся, что взрывник поблизости. — Отдай всё Хольгеру. Пусть узнает, что это было.

20 августа 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Хольгер сел на край автоклава, заглянул внутрь и хмыкнул.

— Шлем снимать запретили, — пожаловался он, щёлкнув пальцем по респиратору, — но считай, что я улыбаюсь.

— Да я вижу, — отозвался Гедимин, приподнимаясь на локтях. В глазах Хольгера сверкали красные искры — сармат слегка волновался, но не был ни испуган, ни расстроен.

— Нет, лежи, — замотал головой химик, устраиваясь на краю автоклава. — Говорят, тебе выжгло зрительные нервы…

Гедимин пожал плечами.

— Я не медик. Когда я сюда пришёл, глаза работали. Потом — перестали. Если бы я так ремонтировал механизмы…

Из-за ближайшего пульта донёсся обиженный фырк.

— Это лучевой ожог, атомщик, — вздохнул Хольгер. — Самый коварный из ожогов. Ну да Плутон с ним. Ты ведь не ожоги обсудить хочешь, правильно?

Гедимин выжидающе посмотрел на него.

— Кумалу я видел вчера, — сказал Хольгер, выждав пару секунд, — но глаза у него до сих пор выпученные. Обещал тебе новый анализатор и извинялся за легкоплавкость старого.

Гедимин хмыкнул.

— Пусть не извиняется. Нет механизмов, рассчитанных на ядерный взрыв.

— Взрыв, — Хольгер качнул головой и уткнулся взглядом в собственную ладонь. — Именно взрыв. Облако испарившегося ирренция, придавленное к поверхности и некоторое время удерживающее постоянную форму. Реакция в нём при этом не прекращалась. Твоё прикосновение нарушило какой-то внутренний параметр, и излучение прорвалось.

Гедимин смотрел на него, не мигая, ещё несколько секунд, но химик