Босфорская война - Владимир Королев

Посредник, обратив внимание шаха на то, что сами казаки первыми предлагают сотрудничество, убеждал собеседника не упустить «такой прекрасный и благоприятный случай, за который он в долгу перед пославшим его провидением». Аббас, отмечал П. делла Балле, «был очень внимателен, ни разу… не прервал» говорившего, а по окончании речи «ответил… с исключительным пылом, что если Бог позволит, то он сделает это»[606].

1 мая 1618 г. Этьен был снова принят монархом, но, как писал П. делла Балле, не мог вести переговоры о союзе «не из-за отсутствия способностей, а из-за незнания языка», и особенно потому, что «не имел никакого специального и конкретного поручения» на этот счет. Шах пожаловал казака «несколькими одеяниями золотого шитья» и «весьма значительной суммой денег» и вручил письмо, адресованное казачьему «генералу» (гетману). П. делла Балле снял с него копию и позже излагал его содержание. Аббас заявлял, что «хотел бы наладить обоюдную дружбу» с казаками, выражал сожаление, что Этьен «не умеет говорить на языке страны», и предлагал прислать других, полномочных представителей, «с которыми можно было бы вести переговоры… о важных государственных делах».

21 мая П. делла Балле имел беседу с персидским государственным секретарем Агамиром и убеждал его в необходимости заключения того же союза. Посредник доказывал «легкость, с которой можно было завладеть у турок Требизондом и многими другими местами, которые находятся поблизости от Черного моря и границ Персии», и замечал, что если бы шах «с армией со стороны суши поддержал это предприятие», то пункты, которые казаки захватили бы с моря, оказались в руках персидских гарнизонов: одни казаки не смогут сохранить завоеванное, так как их мало, их сила заключается в морском войске, а жилища находятся весьма далеко.

Но итальянец развивал свою идею перед Агамиром и с торгово-экономической стороны, предложив доставлять персидский шелк в Европу фактически под охраной казачьего флота через Черное море, а не по тогдашним путям — через турецкий Халеб (Алеппо), центральный шелковый рынок Османской империи, и затем по Средиземному морю или через португальскую факторию на острове Ормузе в Ормузском проливе, соединяющем Персидский залив с Индийским океаном, и далее по Индийскому и Атлантическому океанам.

П. делла Балле говорил, что океанская дорога занимает восемь — десять месяцев и больше, а средиземноморская как минимум два-три месяца, причем оба пути опасны из-за штормов, неизбежных во время столь долгого плавания, и из-за «огромного множества корсаров и пиратов», тогда как черноморский путь занимал бы 10—15 или максимум 20 дней «с легким попутным ветром», при опасениях только со стороны турок, которых ныне так «укротили» казаки. Шелк направлялся бы в Польшу, а оттуда в Германию, Московию и другие страны, ныне покупающие его по дорогой цене у англичан, фламандцев и прочих иноземных торговцев, которые получают большую прибыль. Государственный секретарь обещал передать все эти соображения шаху.

Заметим, что П. делла Балле значительно преувеличивал легкость установления казачье-персидского союза и осуществления предполагавшихся операций. Достаточно напомнить о принципиальной разнице в общественном устройстве Запорожья и Персии, об огромном расстоянии и сложностях сообщения между ними (особенно при исключении географически более близкого к Персии Войска Донского), о трудностях персидского прорыва к грузинскому побережью или Трабзону, а также о том, что на пути персидского шелка по Черному морю в Польшу лежали северочерноморские или румелийские владения Турции.

Впрочем, осложнения появились вскоре же после отпуска Этьена. В трех днях пути от Фаррахабада он получил повеление шаха вернуться ко двору. П. делла Балле терялся в догадках относительно причин возвращения и среди прочего предполагал, что Аббас, может быть, хотел лучше узнать о намерениях турок на этот год, чтобы отослать Этьена с более определенным ответом. Позже, однако, выяснилось, что правитель Имеретии Георгий III выдал Турции 39 казаков, дожидавшихся возвращения своего товарища из Персии, и что шах предотвратил такую же участь, уготованную Этьену.

Казачий посол далее следовал за двором в его передвижениях и сопровождал Аббаса «в войнах», не видя исполнения своего дела и не зная причин задержки. Восьмерым из 39 выданных казаков удалось бежать из турецкого плена в Персию и присоединиться к Этьену. Шах тянул время, пока 13 ноября 1618 г. не было заключено перемирие с Турцией, очень выгодное персам, в результате чего Аббас утратил интерес к возможному созданию антиосманской коалиции и персидско-казачьего союза[607].

Но и после этого казакам не удалось сразу уехать на родину. Шах не пожелал чем-либо вознаградить восьмерых беглецов и лишь «тешил их добрыми надеждами», и если бы европейская колония в Исфахане не взяла казаков под свою опеку, то им пришлось бы совсем худо. Этьену же Аббас перестал оказывать милости, однако не отпускал его домой. Было похоже, что казаков хотят обратить в ислам. Чтобы избежать этого, летом 1619 г. П. делла Балле и названная колония решили тайно, вопреки воле шаха отправить их через Индию в Европу. Дальнейшая судьба этих казаков неизвестна.

В отместку за выдачу 39 своих товарищей османам запорожцы затем опустошили грузинское побережье, но владетель Имеретии, собственно виновник вероломства, не пострадал, поскольку его земля была «весьма удалена от моря».

Король Сигизмунд, получив упомянутое выше послание Аббаса, собрал совет с участием казачьего гетмана, французского посла и двух представителей Ватикана и в результате обсуждения согласился с «пропозицией» шаха. Перед 30 октября 1618 г. персидский дипломатический агент и разведчик армянин Яков через Венецию и Стамбул доставил Аббасу послание короля, австрийского эрцгерцога Фердинанда и других европейских властителей и письма Сигизмунда, казачьего гетмана и французского посла в Варшаве. Вся эта корреспонденция крайне запоздала, и персидский монарх, выслушав отчет Якова и не читая всех писем, передал их «на сохранение» Агамиру.

Уже накануне Хотинской войны, 6 апреля 1620 г., в Исфахан из Польши прибыли некие армяне с новыми письмами для шаха и генерального викария доминиканцев в Армении Паоло-Марии Читтадини. Письмо викарию было подписано «Оливарием де Марконесом, П.К.» (Olivarius de Marcones, P.K.). П. делла Балле, скопировавший этот документ, предполагал, что он принадлежал перу одного из королевских тайных государственных советников, возможно, выступавшего представителем казаков, и что Р.К. означало Palatinus Kioviae — воевода киевский. Н. Вахнянин видел в П.К. гетмана Петра Конашевича Сагайдачного, а Я.Р. Дашкевич полагает, что письмо написал Олифер Остапович Голуб, известный соратник П. Сагайдачного, руководитель первого набега на Босфор 1624 г., может быть, француз или итальянец по происхождению, подписавшийся своим подлинным именем и добавивший к подписи сокращенное «pulkownik kozacki» (полковник казацкий)[608].