Огненный бассейн - Джон Кристофер

Что касается меня, то я считал, что предупреждение Йона имеет смысл: я представлял себе, каково быть обнаруженными и осажденными в тоннеле. Наша нынешняя жизнь не так плоха, и она улучшается. Весной мы снова начнем набор добровольцев. Разумно не делать рискованных шагов, которые могут нас уничтожить.

Но быть разумным недостаточно. Слишком велика ненависть, которую мы ощущали к триподам за все, что они с нами сделали. Не мог я и перенести мысль о том, что мы всегда будем тут прятаться, как кроты, а враг высокомерно шествует по долине. Я хотел напасть на него!

На следующее утро папа созвал нас в ту часть тоннеля, которая служила местом собраний. Масляная лампа висела на крюке, вбитом Йоном, а печь давала тепло.

Папа принес радиоприемник, найденный в отеле, мощный, на батарейках, с шестью диапазонами. Вначале удавалось поймать голоса, но такие слабые, что даже язык трудно было разобрать. Один за другим голоса смолкли. Уже несколько месяцев никто из нас не слушал радио.

Папа сказал:

— Прошлым вечером я обыскал все волны. Ничего, кроме жужжания триподов.

Он имел в виду звуки, которые, как мы считали, исходят от триподов, — осциллирующий шум, не имевший, казалось, никакого смысла.

— Это не значит, что нигде не осталось свободных людей. Могут существовать группы без передатчиков, или они боятся их использовать, чтобы их не обнаружили. Но мы должны действовать так, будто, кроме нас, никого нет — теперь и на все предвидимое будущее. Действовать как последняя надежда человечества.

Он остановился и вытер лоб; я видел, что он вспотел, но не от жары. Я взглянул на лица Марты, Ильзы, Йона. Йон один, казалось, не изменился, но он всегда выглядел очень старым. Остальные проявляли явные признаки усталости и напряжения. Я понял, что людям моего возраста легче приспособиться к трудностям и отсутствию комфорта, чем старшим.

— Это означает, — продолжал папа, — что все, что мы делаем, является решающим. Нашей первой целью было самосохранение, но этого недостаточно. Добиваясь только этого, мы привыкнем к сверхосторожности, постепенно будем слабеть, и это со временем уничтожит нас так же полно, как триподы уничтожили наши города. Поэтому наша вторая цель — бороться с триподами, без особой надежды на ближайшее будущее, но как возможность оставаться живыми.

Вот почему мы набираем добровольцев, вот почему мы приняли Ханну и Ханса и, Бог даст, найдем и других. — Он снова вытер лицо. — И вот почему я считаю, что мы должны напасть на этого трипода, даже если это означает для нас риск. Мой личный инстинкт говорит мне — не нужно, лучше осторожность. Марта, Ильза и Йон тоже так считают. Но мы стары и слишком осторожны. Молодые за нападение, и молодые правы.

Ильза сказала:

— Нет! Мартин, послушай…

Папа строго посмотрел на нее:

— Я предводитель этой группы. Я никогда не видел себя в роли лидера, но так получилось; в подобной ситуации кто-то должен им стать. А лидер должен распоряжаться и сохранять согласие с остальными. Я надеюсь на ваше согласие, но если вы не согласны с моими предложениями, значит, вам нужен другой предводитель.

Наступило молчание. Все знали, что никто не может занять его место. Со временем, когда он состарится, кто-то займет, но до этого еще далеко. Может быть, Энди, подумал я, глядя на него через пещеру. Я взглянул на Ханну, свет лампы отражался в ее волосах. Или я. Многое изменилось, не только мир вне нас, но и сами мы, и в такое тоже можно поверить.

— Послезавтра, — сказал папа. — В этот день снова должен пройти трипод.

Отряд состоял из папы, Энди и меня. Йон дал нам последние наставления: наша цель — вызвать лавину ниже нас, но над нами склоны, тоже покрытые снегом. Волна может вызвать лавину и над нами, и эта лавина похоронит нас. Выступая, папа предупредил, что, если мы не вернемся, остальные выполняют распоряжения Марты. Он поцеловал Ильзу, держа ее долгое время.

Она подошла ко мне и сказала:

— Будь осторожен, Лаври.

Она смотрела на меня, а на щеках у нее были слезы. Она хотела придвинуться ко мне, но я сам это сделал и поцеловал ее.

— Постараюсь.

Мы заняли позицию ранним утром, солнце отражалось в снегу и в озере далеко внизу. Началось ожидание; мы ждали час, но казалось — гораздо дольше. В одном месте, на склоне к западу от нас, груда снега шевельнулась: похоже, что вот-вот начнется естественная лавина, но постепенно снег успокоился, и все снова стихло.

Папа в сотый раз взглянул на часы. В этот момент, следуя той же дорогой, из-за той же скалы, что и в прошлый раз, показался трипод: в трехстах — четырехстах метрах под нами и на двойном таком расстоянии к западу. Теперь нужно было правильно рассчитать время выстрела из дробовика Йона.

Встав, папа направил ружье на снежный склон. Трипод приближался неуклюжей ковыляющей походкой — металлический паук, потерявший все ноги, кроме трех. Сверху он казался маленьким и не опасным.

Как обманчиво это впечатление! Мы смотрели на долину, за которой простиралась обширная земля белых гор, но за ней когда-то были большие города. И сама возможность того, что этот металлический паук ползет без всяких преград по отдаленной альпийской долине, была мерилом нашего унижения. Я вспомнил, как Дикий Билл рассуждал о Близких Контактах Абсурдного Рода. Никто не воспринимал серьезно существа, скрывающиеся в треножниках, пока не стало слишком поздно.

Нет, не слишком. Я не приму этого. Пока хоть горстка людей остается свободной, надежда не умирает. Папа прав: мы должны рисковать, чтобы бороться с ними, потому что без борьбы все будет потеряно.

Я видел, как сгибается палец, спускающий курок. Слишком рано! Трипод еще в ста метрах от того места, где пройдет лавина. Я хотел крикнуть, удержать папу… Раздался выстрел, гром раскатился в неподвижном холодном воздухе.

…И ничего не случилось. Снег оставался ровным, неподвижным. Под нами трипод продолжал свое движение. Папа выстрелил из второго ствола, снова раскатился гром. Я слышал шепот Энди:

— Давай! Ради Бога, давай!..

И вот медленно, очень медленно снежная поверхность подернулась рябью, снег неторопливо заскользил вниз.

Он постепенно набирал скорость, вначале двигался не быстрее ребенка. Тут я почувствовал, что папа не слишком рано выстрелил, а наоборот, слишком поздно. Трипод продолжал идти, ни его шаг, ни направление движения не изменились. Он пройдет к тому времени, как накатится лавина. Я почувствовал, что от гнева и отчаяния готов заплакать.

— Давай! Давай!

Это папа. Я услышал свой голос, кричащий: “Давай!” Как будто я призывал горы, родившую нас планету на помощь. Все трое мы теперь кричали, прося помощи у пустого неба.

А лавина набирала скорость, расширялась, вспенивалась, полетели в воздух огромные камни, как кусочки гравия. Как будто вся поверхность горы пришла в движение. Звук, как Йон и рассказывал, был титаническим, будто тысячи гигантов закричали в гневе. Все быстрее и быстрее двигалась лавина, потом вдруг прыгнула и устремилась вниз, как зверь… и сомкнулась над триподом, похоронив его. Когда лавина наконец остановилась, под нами лежала ровная поверхность снега.