Остров для белых - Михаил Веллер

Смысл жизни — вопрос человека и человечества вечный. Ответ в самом вопросе. Смысл жизни существует именно для того, чтобы стараться постичь его. Но одновременно: смысл жизни — в ощущаемой и осознаваемой своей причастности, благой и необходимой, к важному и общему делу, которое выше, важнее и необходимее тебя самого с твоей собственной жизнью. То есть: это подсознательный позыв понять и вывести в действие — имманентную потребность, тягу к объединению себя с людьми и совершению возможных только совместно больших нужных дел. Максимальных дел твоей жизни.

Одиночество — все страдали от него, и объявили философы, что любой человек одинок. Таков мир и человек, и нельзя от одиночества избавиться. То есть: человек испытывает сильнейшее, неутолимое желание, эмоциональную потребность в сильном, полном слиянии, объединении с другим человеком или группой людей.

Все три эти вечные проблемы — означают:

Инстинктивную, имманентную, природой запрограммированную потребность человека в совершении значимых, важных, крупных действий — и стремление человека к объединению с другими людьми в пару, группу, систему, дабы совместно совершать огромные, нужные всем, общие дела.

Религия в любой форме имманентно свойственна человечеству по этой причине. Она упорядочивает твою жизнь как часть общего дела и придает этому общему делу высший смысл: служение Богу. Повелевает подчиняться и действовать, одаряя надличностной целью.

Пирамиду всех действий, отношений, стремлений, целей и смыслов — венчает гайка главной сборки: Бог.

В Бостоне, близ порта, мы сидим в пабе «Бетти Росс» и пьем чай с ромом. Это хороший индийский чай, листовой, крупный, без всех этих эрзацев типа пакетиков и прочей ерунды. И заварен он в большом фаянсовом чайнике, и пьем мы его из фарфоровых чашек.

А бутылка рома, черный «Эпплтон» с Ямайки, перекочевала с барной стойки на наш стол. Нечего мелочиться.

— Вам не кажется, что для швеи у нее слишком напудренная завивка? — светским тоном поинтересовался Криспус Аттакс, поправляя белоснежное жабо и стряхивая пылинку с черного сюртука. Он кивнул на портрет молодой леди с напудренной высокой прической, она сжимала иголку в изящных пальцах.

Пол Ревир распахнул жилет, поправил треугольную шляпу, потер полные щеки рукой и хмуро сказал:

— Довольно болтовни. Или мы организуемся, объединимся, создадим общее народное движение и сбросим этих зарвавшихся мерзавцев, или они превратят нас в овец для стрижки.

Матовое лицо Джозефа Уоррена выразило одобрение. Зеленый цвет сюртука, весьма принятый у докторов, придавал ему нечто военное.

— Необходимо создать Общественный Фонд Борьбы за Свободу, — сказал он, отпил чая и поставил чашку на блюдце. — Без денег не обойдешься: на дорогу для организаторов и посыльных, на продовольствие для тех, кто остался без земли и без работы. На оружие, порох и свинец. На лошадей.

— Бизнес должен делиться, если не хочет оказаться нищим, он поддержит, — кивнул Генри Ли III.

Мы сдвинули стаканы с ромом и выпили за организацию свободного народа и деньги для этой организации. Услышав родное слово «лошади», Казимир Пуласки с его смешным польским акцентом снова завел речь о необходимости создания народной кавалерии. Кавалерия будет мгновенно перемещаться в нужный пункт и вырубать под корень всю эту либеральную, в смысле английскую, сволочь!

— Коренной вопрос революции — это вопрос власти. Захватить власть необходимо в кратчайшие сроки. И любой ценой! Не ограничивая себя ни в каких средствах. Нам предстоит война, джентльмены, а это — победа или виселица. — Пол Джонс раскурил свою флотскую трубочку и окутался табачными клубами с таким видом, словно, словно то был дым орудийной канонады.

Все посмотрели на Бенедикта Арнольда: первый шаг к делу был за ним. Бенни улыбнулся со своим обаятельным цинизмом и кивнул, словно мы только что об этом говорили:

— Необходимо купить рекламные площади. И рекламное время. На главных каналах. Что значит — «если не получится»? Во-первых, мы им платим. Много. Мимо налогов. Во-вторых, мы имеем на них компромат? Нароем, нароем! «А если нет?» Сожжем дом. Нет? Убьем. Достаточно убить двоих — остальные станут милы и покладисты. У нас еще нет денег? Ну так сразу убить, тоже мне головоломка!

Фрэнсис Марион всегда мыслил в сугубо военных категориях. Конкретный человек и решительный. Он зрил в корень:

— Государство захвачено врагом. Враг замаскировался под американских граждан. Враг защищен американскими законами. Он взял разведку и контрразведку, Верховный Суд и Конгресс, СМИ и университеты. В конце концов, он захватил Администрацию Президента. И со всей наглостью провел своего человека в Президенты, надсмеявшись над выборами и фальсифицировав их. Нам необходима полная чистка — я повторяю: полная чистка! — всего государственного аппарата.

После выступлений, так сказать, легкой пехоты в дело вступили тяжеловооруженные ветераны третьей линии.

Джон Адамс, красноносый таран, вытащил из кармана брошюру и прочитал как приговор:

— Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа.

Он развернул носовой платок, высморкался и сунул его в один карман, а брошюру в другой.

— Это Декларация Независимости, если кто не понял! — с яростью проревел Джон Джей и грохнул кулаком по столу. При всей искренности это отдавало ораторским приемом: чашки подпрыгнули и звякнули, бутылка покачнулась, промелькнул момент неловкости.

— Сила боится только одного — большей силы, — хмуро сказал Джордж Вашингтон. — На насилие — можно ответить только большим насилием, на жестокость — только больше жестокостью. На террор — более свирепым террором. Они посеяли ветер — теперь они пожнут бурю.

— В кого превратились американцы… — вздохнул Роджер Шерман.

Мы засиделись за полночь. Корабли на рейде зажгли топовые огни. Ветер стучал ветками в окно. Все было понятно и решено.

— К оружию, джентльмены, — сказал Бен Франклин. — Философствовать мы будем потом. — И положил на стол стодолларовую бумажку — на борьбу.

— Что делать, блять?! Пиво пить! Снимать шкуру, пока теплая! Что делать, твою мать…

Чего проще! Отменить и запретить любые пенсии — государственные, корпоративные, фирменные, личные, — любые!

И одновременно — ввести строжайше старый афинский закон: родители обязаны под страхом уголовной кары достойно растить, воспитывать своих детей — и давать им образование, гарантирующее хлеб насущный. Но при этом — дети под страхом строжайшего наказания обязаны содержать состарившихся родителей, которые уже не имеют сил прокормиться сами.