Машка Самбо и Заноза - Юрий Сотник

Снова стали думать, как найти беглецов. Вдруг шестиклассник Юра Достоинов что-то пробормотал, глядя на носки своих ботинок.

— Что? — спросил Михаил Андреевич.

Юра снова пробормотал, и снова никто ничего не понял.

— Что ты там бормочешь? — сказала Самбо. — Говори громче!

— Я говорю — в метро, наверно, катаются, — тихо сказал Юра. — Я, когда был поменьше и обижался на родителей, всегда уходил из дому и катался в метро.

Все рассмеялись, но Эдик Лазовский вскочил с дивана и горячо заговорил, что Достоинов высказал очень дельную мысль, что все ребята, собравшиеся здесь, должны немедленно отправиться в метро и заняться розысками.

— Не забывай, дорогой, что в метро десятки станций, сотни поездов и многие тысячи людей, — прогудел Дер Элефант.

Эдик остановился перед ним, заложив руки за спину и чуть наклонившись вперед.

— А система, Митрофан Фомич? Вы системе никакого значения не придаете? Если мы будем просто ездить в поездах да осматривать станции, разумеется, мы никого не найдем... Но если мы будем действовать по четко разработанному плану...

— Ну погоди, погоди! А что это за план?

— А план... план хотя бы такой. Беглецы наверняка не станут ездить взад-вперед по одной и той же линии; они станут кататься и по кольцевой, и по всяким радиальным линиям. Например, отсюда до Сокольников, затем от Сокола до завода Лихачева и так далее. Следовательно, они будут пользоваться переходами. Переходов не так уж много, Митрофан Фомич. Мы расставим в переходах свои посты — по одному человеку на каждом, — и вот увидите: не больше чем через два часа беглецы попадутся.

В конце концов взрослые решили, что лучше хоть как-нибудь действовать, чем сидеть в комнате да разговаривать.

Предложение Юры Достоинова, особенно план Эдика показались Пете верхом тактической мудрости. Детектив готов был локти кусать от досады, что не он первый все это придумал. Он попросил разрешения позвонить по телефону родителям, и Самбо отвела его в комнату, где стоял аппарат. Минут десять Петя трепетным голосом разговаривал то с матерью, то с отцом, то снова с матерью. Он растолковывал каждому из них, в каких волнующих событиях ему приходится участвовать, он дал честное-распречестное слово, что встанет завтра в семь утра и выучит все уроки, он так умолял позволить ему задержаться часов до десяти, что родители, поворчав, согласились.

Когда Петя вернулся в комнату девочек, Митрофана Фомича уже не было: он ушел домой проверять контрольные работы.

Петя узнал, что взрослые за это время разработали свой план действий: сначала они позвонят по телефону всем родным и знакомым, к которым могли бы заглянуть беглецы, потом, в случае надобности, объедут тех родственников и знакомых, у которых телефона нет. Бабушка Маши, Ксения Ивановна, останется дома для связи.

Потом юные конструкторы по очереди звонили своим домашним, предупреждая их, что задержатся. Только без десяти восемь участники розысков вышли на улицу.

Дом, в котором жила Самбо, находится недалеко от станции метро «Аэропорт». Когда ребята ввалились в вагон, Эдик пересчитал их.

— Двенадцать человек, — сказал он. — Пошли посмотрим, сколько в метро переходов.

Все подошли к висевшей на стене вагона схеме московского метро и стали изучать переплетение синих, зеленых, красных и желтых линий. Пассажиры поглядывали на ребят, большинство — добродушно, с затаенной улыбкой, кое-кто — угрюмо и подозрительно. Юные конструкторы были в той самой одежде, в которой они явились убирать помещение клуба, а для таких дел, как известно, в роскошные туалеты не наряжаются. Маша могла бы переодеться, но она этого не сделала из солидарности с остальными; теперь на ней был красный шелковый плащ, а из-под него видны были грязные тренировочные брюки. На Нине Изюминой был довольно длинный мамин халат с полинявшими цветочками, сверху его прикрывало голубое пальто. Мальчики считали зазорным в середине октября надевать пальто. Они щеголяли в пиджаках с оборванными пуговицами, в старых форменных гимнастерках с протертыми локтями. На Эдике Лазовском был хороший пиджак и невероятно засаленный рабочий комбинезон, который он из своеобразного пижонства уже два года не отдавал в стирку. Приличней всех выглядел Петя, но и тот был изрядно помят после сидения под мойкой. Бесчисленные вихры на его голове поднялись дыбом, и к одному из них прилип темный шматок паутины.

Проехали «Динамо», «Белорусскую», «Маяковскую», а команда Эдика все еще толпилась перед схемой и отчаянно галдела, стараясь сосчитать изогнутые стрелочки, которыми были обозначены переходы: эти стрелочки в некоторых местах так были переплетены, что ребята то и дело сбивались со счета.

Поезд снова стал замедлять ход.

— «Площадь Свердлова». Выходим! — скомандовал Эдик.

Когда все вышли, он отвел ребят в самый конец перрона, где было поменьше народу.

— Так все-таки, сколько же переходов?

— Тринадцать!

— Восемнадцать!

— Шестнадцать!

Эдик помолчал, покусывая губу под темными усиками. Красивое лицо его выглядело озабоченным.

— По-моему, тоже шестнадцать. А впрочем, у меня у самого в голове каша с этими переходами. Только вот что мне ясно: чтобы отсюда попасть, предположим, на «Проспект Маркса», надо подняться по эскалатору и потом снова спуститься. А для того, чтобы попасть сюда со станции «Проспект Маркса», как надо поступить?

— Вниз... по тоннелю пройти, — упавшим голосом сказала Самбо.

— Вот в том-то и дело! И со многими пересадками так. Короче говоря, чтобы действовать наверняка, надо расставить не шестнадцать постов, а штук... минимум двадцать. А нас только двенадцать человек. Вот в чем ошибочка!

Обескураженные ребята помолчали.

— Если хочешь знать, тут не двадцать человек нужно, а сто двадцать, — сказал Гриша Ломков; это был черноволосый лохматый парень с раскосыми глазами.

— Почему сто двадцать? — спросил Достоинов.

Ломков стоял, сунув руки в карманы брюк, подняв плечи. Он угрюмо смотрел вдоль перрона, по которому сновали пассажиры: одни входили в вагоны прибывшего поезда, другие выходили из них.

— По каждому переходу в минуту, наверно, тысяча человек проходит, — сказал Ломков, — и все главным образом взрослые. Попробуй заметь среди них двух вот таких шпингалетов! Станешь справа — не увидишь, кто идет левее, станешь слева... В общем, фиговый твой план, товарищ Лазовский!

— Согласен: фиговый. Предложи хороший, — сказал Эдик.

Никакого лучшего плана Гриша не смог предложить. Тогда решили для очистки совести подежурить на наиболее важных переходах и к десяти часам собраться здесь, на прежнем месте.

Петю и Машу Эдик направил на Киевский вокзал, предупредив, что это объект очень трудный: как на всех привокзальных станциях, толкучка там страшная. К тому же там сходятся целых три линии метрополитена.