Агитбригада - А. Фонд

с картохой — так ты отойти от доски не мог, значит. А теперь смотреть на панталоны вдруг резко смог?

— Сам не знаю, как так получилось, — развёл руками Енох, — и прошу обратить внимание, отошел я недалеко, всего за другой край сцены.

— А если я сейчас эту доску пойду в болоте утоплю? — зло прищурившись, решил взять на понт призрака я, — и что ты тогда делать будешь? Сможешь на край болота отойти или так и будешь на глубине сидеть?

— Ты не сделаешь этого, — заявил Енох.

— На что спорим?

— Эй, ты что, серьёзно? — испуганно замерцал призрак. — Подожди, не надо! Постой, говорю!

Я пошел по направлению к болоту, насвистывая тихо мотивчик из кинофильма о трёх мушкетёрах. Енох мерцал сзади и пытался меня подкупить уговорами и лестью.

Честно говоря, я и не собирался топить доску. Я действительно хотел отойти до ветра, а это болотце просто было рядом с пустырем, где давали представление. Кроме того, решил немного повоспитывать Еноха, а то после того, как вышел на свободу, что-то резко борзеть начал.

Нет, я не ханжа, и как мужик мужика вполне могу его понять. Но дисциплина же при этом должна быть. И субординация. Мог бы и отпроситься.

Чтобы сократить путь, я решил срезать напрямик, и теперь углубился в пахнущие мятой и тиной камыши, которыми заросли берега небольшого, нынче уже почти высохшего озерца. Заросли эти были истоптаны вдоль и поперёк, так что заблудиться мне не грозило.

— Ой, бла-ла-ла, — фальшиво пропел я и чуть не рухнул от неожиданности в болотце, — передо мной в сторону метнулась девушка. Да, да. Самая обычная деревенская девушка, коренастая, курносая и круглолицая. Правда коса у неё была растрёпана. А глаза и нос опухли от слёз. Она шарахнулась в сторону, но запуталась в подоле длинной рубахи и свалилась в болото.

— Осторожнее! — воскликнул я. — Вы не ушиблись?

Девушка всхлипнула, её плечи затряслись от рыданий, а больше она не отреагировала никак.

— Давайте руку, я помогу.

Она чуть помедлила, но руку-таки протянула. Я помог выбраться из трясины, куда она угодила.

— С-спасибо, — прошептала она и опять разрыдалась.

Путём долгих уговоров и словесных манипуляций удалось кое-как разговорить её и выяснить, что к озеру она пришла топиться, но не рассчитала, то ли уровень воды оказался маловат, то ли духу не хватило, то ли пиявок испугалась, но топиться она не стала, вместо этого поплелась домой, пока случайно не столкнулась со мной.

История девицы оказалась совершенно типичной для этих времён. Живёт на селе парень, Василий, мало того, что кудрявый, первый красавец, так вдобавок ещё и на гармошке играть умеет. От такого убойного сочетания сердце Анфисы дрогнуло, и она влюбилась в красавчика самым что ни на есть возмутительным образом. И нужно же было такому случиться, что на одном из сельских праздников пошел подвыпивший красавчик её провожать.

Через некоторое время все село уже знало, что она с ним гуляет. Когда бабы устроили ей обструкцию прямо у колодца, она не на шутку перепугалась. Такой скандал же. И первое, что она сделала — бросилась к Василию что такая вот проблема, надо жениться. А тот взял и отказался. И началась коллективная травля. А сегодня ночью кто-то вымазал её ворота дёгтем. После такого позора она и пошла топиться.

Еще в школьные годы по программе русской литературе мы читали классиков и вполне представляли, чем обычно заканчивались такие вот истории. Общество не позволяло нарушительнице жить нормальной жизнью. Её травили до тех пор, пока она на накладывала на себя руки, или не становилась изгоем.

Я смотрел на неё, на её наивно-глуповатые круглые глаза и мне было жаль дурочку.

— Пошли к нам, — хмуро сказал я.

— Куда? — испугалась…

— На агитбригаду.

— Нет, не могу, — залилась слезами Анфиса, — вдруг Василий передумает и решит жениться на мне, а после того, как узнает, что я с безбожниками водилась — не примет же…

— Вот дура, — прокомментировал Енох, который жадно слушал эту незамысловатую историю.

— Ну тогда иди домой, я подумаю, как помочь тебе, — сказал я.

— Мне уже ничем не поможешь, — опять расплакалась она.

— Приведи себя в порядок и хватит рыдать, — гаркнул я и девица моментально притихла, вот что значит домостроевское воспитание. — Если я сказал, что помогу — значит, помогу. Разве ты не знаешь, кто я?

— Не знаю, — испуганно пискнула Анфиса.

— И про Вольфа Мессинга не знаешь?

— Нет… — пролепетала она и перекрестилась.

— Плохо. В общем, я ещё хуже, чем он. И звать меня Геннадий Капустин. Поняла?

— Ага.

— Топиться больше не будешь?

— Н-н-нет.

— Иди теперь домой и жди условного сигнала.

Мы расстались с нею, она отправилась к себе. А я — обратно на площадку для представлений.

— И как ты собираешься ей помочь? — сварливо спросил Енох.

— Мы, — ответил я.

— Что мы? — не понял призрак.

— Помочь ей собираемся мы, — пояснил я, — то есть я и ты.

— Я?

— Да, ты! — я резко развернулся к Еноху, который мерцал теперь словно вывеска в казино. — Слушай меня внимательно! Нужно срочно выяснить, кто измазал ей ворота дёгтем. Сейчас селяне собрались на представление, по любому между собой шушукаются. Полетай там между ними, послушай.

— Зачем?

— Выясни имена тех, кто это сделал и где они живут. Сегодня ночью измажем ворота им всем.

* * *

*частушки на стихи Д. Долева, июнь, 1925 г.

Глава 7

— Нет! — сказал Енох.

— Что нет? — сперва не понял я.

— Я не буду участвовать в ваших глупых человеческих играх, — ответил Енох сварливым голосом.

Я ж остановился от неожиданности. Ну, капец.

— То есть как это ты не будешь? — тихо переспросил я. — Надо помочь человеку, я тебя попросил всего-то пойти разговоры послушать. Это так трудно?

— Это не трудно, — сказал Енох. — Просто я не желаю заниматься всем этим. Кроме того, я тебе не прислужник, человек!

«Ага, вот, значит, как мы заговорили», — злобно подумал я. Хотел сказать ему пару ласковых, но этот гад просто взял и исчез.

Ну ладно.

Дощечка-то у меня, вообще-то.

Представление ещё продолжалось, но через два номера будет финал. Я опять встал на отведённое мне Жоржиком место — сторожить и подавать реквизит.

После представления был ужин. Накрыли стол в клубе от сельсовета. Кормили нас просто, но сытно. А ещё поили. Самогоном. Агитбригадовцы наклюкались знатно. А я впервые за эти дни наелся. Точнее обожрался. Пока председатель сельсовета с группой сельского актива провозглашали тосты, я стащил два больших пирога и приличный кусок запечённой рыбы. Всё остальное стояло далеко от меня и тянуться туда было неловко.

Во всяком случае завтрак и обед я себе обеспечил.

Теперь мне стало понятно, почему агитбригадовцы не заморачивались с готовкой.

С помощью для Анфисы нужно было что-то думать. Скоро полночь, а скотина Енох так и не появился. И я не мог понять, он просто не отсвечивает или улетел куда-нибудь с концами.

Раз моя затея с местью селянкам так тупо провалилась из-за одного упрямого призрака, пришлось изыскать другие, альтернативные, варианты. Силовой метод мне был недоступен, поэтому я использовал старый как мир способ психологических манипуляций из моего времени. То есть я направился к женской половине агитбригады. По законам природы, женщины более жалостливы, чем все остальные.

Нюра и Люся сидели на завалинке под звёздным небом, обнявшись за плечи, и в два голоса выводили тягучий романс «Грусть и тоска безысходная» о безответной любви. Им горестно вторил Жоржик. Рядом, но чуть особняком, сидела Клара. Она романс не пела, но глаза её подёрнулись мечтательной дымкой, грудь прерывисто вздымалась.

Момент был, как говорится, самый что ни на есть.

Я тихо подошел к ним и скромно присел рядом на чурбачке. Дождавшись, когда романс закончится и, пока они не затянули новый, сказал:

— Сегодня на болоте девушка топилась от несчастной любви. А я её спас.

Все головы враз повернулись ко мне. Из глаз Клары моментально пропала вся мечтательность.

Я же, продолжая нагнетать, скорбно кивнул Жоржику:

— Помнишь, как ты отпустил меня до ветру сходить?

Тот угумкнул.

— Так, вот пошел я к болоту, гляжу, а там она топится! Представляете? Еле вытащил.

— Да ты что⁈

— Где⁈

— А кто⁈ — посыпались вопросы.

Я, максимально сгустив краски, в самых мрачных подробностях рассказал о предательстве вероломного Василия, о коллективном буллинге от селян, о вымазанных дёгтем воротах, и об отказе идти к нам. Напоследок я очень печально добавил:

— И вот боремся мы тут с темнотой и мракобесием у селян, просвещаем их, а тут рядом, в двух шагах, гибнет простая советская девушка,