Ведьмина Ласка - Мию Логинова

повторил дедок, кланяясь так низко, чуть ли не лбом земли касаясь.

— Так зачем же ты, дорогой, тропу нам путал? — не успел старичок разогнутся, сразу выстрелил вопросом Тимофей.

— Знамо, зачем. Завёлся у нас странный посетитель. Кто таков — не знаем, откуда приходит и куда уходит — не ведаем, чего хочет — не рассказывал.

— Ну и чем примечателен, кроме невидимости?

— Так это, — Хухлик неуверенно ведёт плечом, словно оглядывается на кого-то, — Что говоришь? Секрет вдруг? Так, все навье уже смеётся. Хорошо у Ядвиги чувство юмора нормальное, а вот Кощей в бешенстве… — зашептал через плечо он.

— Что там Кир? — уточнил Тим.

— Знамо, что… Одежду Кощееву по всему лесу растаскал, негодник.

— Кто? — удивился Тим.

— Так, вот же, — подмигнул Хухлик, — незнамо кто. Плутаю, заговариваю, ищу. Если первый приведу, невидимку-то, Кощей меня не только в “Райскую птичку” отправит, но чай и на службу пристроит, к Горынычу в дружину.

— Вот дела-а! — расхохотался Тимофей. — Дожили! У самого Кощея Бессмертного шмотки тырят. Чтобы что? По кустам развешивать!

— Вот и я говорю, срамота-то какая.

— А кто ж это с тобой, Лихо? — обратил на меня внимание загадочный старичок.

— Вот балда! — Тим встрепенулся, хлопая себя по лбу. — Вечно забываю представить своих друзей. Это, дорогой друг, Василиса Белецкая. Смотри, красавица какая.

— Так уж и красавица, — пробормотала я, комплимент неожиданно заставил смутиться.

— Вон оно-о чо-о, — задумчиво протянул Хухлик, поглаживая эфемерную бороду. Аж жалко его стало, зачем обрезал, видно же, что тяжело безбородая жизнь даётся. — Знавали мы одну семью красавиц писаных. То-то ты мне одну особо напоминаешь. Что говоришь? — вновь прислушался, как будто кто ему на ухо зашептал, — да я и не болтаю! Понапускали, шастают по Навьему как у себя дома, в самом деле. А мне только и остаётся, что дорожки плутать да чужие штаны с веток снимать. Никто меня к серьёзному не подпускает! что говоришь? Как это, к самому ценному приставили? Ядвига? А что она? Нашли фиалку нежную… она по лесу сама прошла! В Велесову ночь, что ей сталось бы… Яге Бабе.

— Вася, а это Хухлик, — прервал странный монолог Тимофей, — водный… эм… чёрт.

— К-кто?

— Слушай его больше, — проворчал Хухлик. — Ну где у меня рога, Лихо? Знамо же, у чертей рога да копыта. А у меня ни того ни другого.

— Там же, где у меня один глаз, — фыркнул Тим, — но я тот, кто я есть, как и ты.

— Посмотрите на него, умник. Что сказал? Получит? Ещё как получи-ит, — дедуля аж руки потёр в предвкушении. — Охота уж посмотреть, когда счастье своё словит.

— Ты тут из себя Долю и Недолю не строй! (прим. автора: Богини Доля и Недоля — девы пряхи, плетут судьбу человека. Дочери великой Макоши) Ишь ты, нашёлся мне… предсказатель. — Скажи, что там дикарка, в настроении или опять… не та фаза луны?

— Ты, батюшка, так бы о Славе не болтал. За помощью идёте, так кто ж в колодец, из которого пить собрался, с порога-то и плюёт?

— У нас с кошкой свои отношения, — повёл плечами Тим.

— Так ты же и не за своим идёшь, Тимофей, — неожиданно поменявшись в лице, посуровев и нахмурив брови, серьёзно ответил Хухлик, — Каждому своя роль отведена в этой сказке, — и тут же, словно очнулся, воровато оглянулся, — что говоришь? Да-да… я так и сказал, хорошая девка, Милослава наша. Голосок какой, журчащий, как самые чистые воды родника.

— Слушать да не переслушать, басни её, — буркнул Тим.

— Ты не Лихо Одноглазое, а горе луковое, пойдём уж, — кивнул старичок на внезапно проложенную тропку слева от нас. — Умеет слушать лишь тот, кто и сам в рассказчиках бывал, смекаешь, Васенька? — подмигнул мне.

— Хотите сказать, мне самой ей сказку рассказать надобно?

— Доброе слово и кошке приятно, — заохал Хухлик, — представь, трудиться тебе, без умолку болтать, вот как… учительнице. Гогочешь, гогочешь, в голову что-то втолкнуть пытаешься, а тебя не слушают: то спят, то ворон считают. В одно ухо влетает, в другое вылетает. Рада бы ты была таким слушателям да просителям?

— Наверное, не очень, — соглашаюсь я.

— Вот и Слава так же. Видала — перевидала просителей тех. А так подойти бы к ней кто, пожалей, сам что-то интересного расскажи.

— Например? — оживился Тим.

— А ты подумай, дурья твоя башка, — старичок разом выпрямился как-то, стал мощнее и статнее. Дотянувшись до Тимофеевого лба, несколько раз ткнул в него скрюченным пальцем. — Девка уж сколько на привязи в Навьем сидит. Ни “Костей” ей не видать, ни новостей из Могилёв — Кощеева не слыхать. А она кто?

— Кто? — переспросил Тим.

— Девочка! Ей бы про моду, вон, хоть ту же птичку ядрёную…

— Ядовитую, — поправляет Тим.

— Да хоть райскую! Ей бы вот тоже, про салон, да про музыку, чего там кто носит, — вновь бросает в мою сторону хитрый взгляд. — вы ж с ней, Васенька, почти что одного возраста, усекла?

— Кажется, — неуверенно пожимаю плечами.

Что ж, если Кот Баюн соскучился за разговорами из серии “между нами девочками” будет… эм… сложно.

— Чавой-то ты не очень рада, — заметил Хухлик.

— Да просто, — неуверенно тереблю кончик косы, — подруг у меня особо нет и болтушка из меня так себе.

— Так это разве ж беда? — машет в мою сторону рукой. — Вот правильно мне подсказывают, — приложив руку уху, замирает он. — Так сказать, нашлись два одиночества. А мы, ж вот… пришли.

— Как пришли? — вскидываю голову и удивлённо ахаю.

— А вот так, — шепчет Хухлик, кланяясь дереву.

Дуб Лукоморский настолько величественен, что и я невольно склоняю пред ним голову: крона, достигающая неба, шумит нам на это приветствие разномастными листьями и чудится мне, что вот вроде бы и Дуб, а листья и берёзовые, и кленовые, и даже иголки сосновые в листве мелькают. Чудо, да и только! Опустив взгляд, понимаю, что ствол, кажущийся сперва цельным, неожиданно сверкает нам проёмами из которых тянется странный, призрачный свет. Необъятный, с наростами, дуплами, выступающими из-под земли корнями он скручен в один из трёх стволов, растущих из одного корня.

— Что это? — шепчу, всматриваясь в загадочные “порталы” меж стволами.

— Это, Вася, двери, — совершенно не шутя, отвечает Тим.

— И куда же они ведут, порталы эти?

— А вот кому куда надо, туда и ведут, — Хухлик подводит нас ближе, и я подмечаю, массивную, бесконечную золотую цепь, что охватывает своими кольцами все три ствола, поднимаясь, теряется высоко в ветвях. — Кого в прошлое, кого в будущее, кого в соседний мир ведёт… Да что я? — тут же осекается, — не болтаю я лишнее! А хоть бы и сболтну, токмо