Ритм наших сердец - Стелла Так

– Высокомерная задница, – прошипел Ксандер и так резко ускорился, что у меня закружилась голова. Второй парень вызывающе прогудел и пролетел мимо нас. – Если говорить о тех, у кого маленький, то ты видела его сейчас, – проворчал мой брат, но, слава богу, сбавил скорость. Я с облегчением выдохнула.

– Кто это? – спросила я, надеясь, что у меня не дрожит голос. Хотя это было больше вызвано стилем вождения Ксандера, чем неожиданной встречей с человеком, который сидел рядом со мной в самолете.

Мой брат закатил глаза, визжа шинами, выскочил из-за следующего поворота и беспрепятственно влился в городское движение.

– Габриэль Блейзон. Диджей, известный под ником 2g4u[4]. В настоящее время портит чарты своим шумом.

Габриэль Блейзон, значит. От одного звука его имени волоски на моих руках встали дыбом. Я быстро встряхнулась и с содроганием подумала о музыке, которую он слушал в самолете. Самый настоящий мусор. Если у него нет ничего лучше, то Ксандеру нет нужды беспокоиться. Только одна мелодия все еще эхом раздавалась в моей голове.

– Он тоже будет играть на фестивале «Зажигай»? – поинтересовалась я.

– К сожалению, да, – ответил Ксандер. – И его музыка сейчас продается лучше моей. Но для этого здесь ты. Вместе мы напишем песню о том, как у Габриэля Блейзона никогда не получится вытащить себя из высокомерной задницы, – усмехнулся брат, и хорошее настроение снова вернулось к нему. – Я подумал, что сначала мы оставим твои вещи в квартире, перекусим, а затем займемся мозговым штурмом. У нас, к сожалению, нет даже двух недель до того, как песня должна быть готова.

– Нет проблем, думаю, у меня уже есть идея, – призналась я.

То, что Габриэль Блейзон сыграл в этом немаловажную роль, Ксандеру знать не стоило. И Габриэлю Блейзону тоже.

– Ого, прекрасно! – Ксандер посмотрел на меня. – Я так рад, что ты здесь, Сэм-Сэм.

– Да, – улыбнулась я бурной радости брата и снова утонула в мягкой коже, – я тоже.

– Сюда надо наложить второй бит, – решил Ксандер и постучал пальцем по бумаге.

На полу творился настоящий хаос. Вокруг валялись листы с нацарапанными фрагментами текста и листы с написанными на них нотами. Между ними лежал ноутбук Ксандера, на котором он время от времени слушал ритмы, играл с ними, снова отбрасывал и загружал лучшие на разноцветную доску сэмплера.

Она выглядела как квадрат с розовыми, желтыми, зелеными и синими кнопками и использовалась для воспроизведения записанных звуков. Я писала заметки, а Ксандер кое-что добавлял к ним. Меня снова и снова восхищало то, как он мог запомнить, какой звуковой фрагмент сохранил в каком поле сэмплера. Сам по себе сэмпл звучал не очень, но брат играл на этой штуке, как я на пианино, и извлекал из нее звуки, которые в конечном итоге превращались в мелодию. Он добавлял к ней другие треки, которые мы написали, ритм и гармонию, бас и мелодию, всплеск адреналина и гипнотический минимум. Вместе взятые, они вибрировали внутри и заставляли пульс биться быстрее.

Здесь мы создавали всего лишь черновую версию, но это уже сейчас было лучшее, что мы когда-либо писали вместе. Как только мы получили возможность работать в студии с полным оборудованием Ксандера, я начала вносить последние штрихи в мелодию.

– Ты уже нашел певицу? – осведомилась я.

– Да. Сэнди сделает это, – пробормотал брат, печатая на компьютере, и немного взвинтил тон.

Я скривилась, когда музыка вдруг стала слишком пронзительной. Ксандер заметил это и подкорректировал высоту тона, пока мелодия не перестала звучать, как бурундук на полной скорости.

– Прости. Сэнди великолепна. Я уже рассказал ей. Встретимся с ней завтра в студии.

– Это, случайно, не Сэнди с размером D? Которую ты хотел уволить после своей последней песни?

– Ну что тут скажешь? – брат криво усмехнулся. – У нее имелось два очень убедительных аргумента.

Я закатила глаза и устало выпрямила спину, бросив взгляд в окно. Пентхаус Ксандера находился в центре Сохо, откуда открывался необычайный вид на весь Манхэттен. На улице стояла ночь, но город сиял и пульсировал, словно в его теле из стали, бетона и стекла билось живое сердце.

– Кстати, завтра у нас назначена встреча с Кейлом, – продолжил Ксандер, зевая. Немудрено. Последние несколько дней мы работали над песней практически без перерыва. Я и сама ощущала, как стонут мышцы от постоянной сидячей работы.

– Кейл? Который отвечает за сценические эффекты?

– Да, тот самый. Мы хотим завтра немного прогуляться по домам и подумать над разными идеями. У «Зажигай» собственное сценическое шоу, но мы должны вносить предложения относительно того, что хотели бы для своего выступления. Не хочешь пойти со мной?

Я заколебалась.

– Нет, пожалуй, я лучше останусь здесь. Мне не будет скучно. У нас с Чарльзом Диккенсом еще одно свидание.

Брат поднял брови.

– Диккенс? Серьезно, Саммер? Печальнее, наверное, и быть не может.

– Не все такие литературные невежды, как ты, Ксандер, – фыркнула я.

– Сэм, – строго произнес брат, размахивая указательным пальцем перед моим носом, – ты в Нью-Йорке. При хорошем исходе ты тоже скоро будешь здесь жить. Нельзя вечно запираться в моей квартире, боясь, что мир окажется слишком громким для тебя.

Я стиснула зубы и посмотрела на записи в своей руке.

– Ты несправедлив, Ксан, – пробормотала я. – Ты прекрасно знаешь, почему…

– Поверь, я в курсе, – непривычно жестко прервал меня брат. – Я знаю тебя со дня нашего зачатия, уже забыла? Я знаю, как ты себя чувствуешь, но также знаю, что тебе больше не десять лет. Нельзя вечно прятаться от злого мира. Ты слишком долго жила в своей стеклянной тюрьме. Пойдем со мной на улицу. Познакомься с Нью-Йорком, пересиль себя и докажи, что жизнь может быть прекрасна.

Я смотрела на брата блестящими от слез глазами.

– Ты не понимаешь, каково это. Мне не легчает, а становится все хуже и хуже. Как будто я слышу абсолютно все. Иногда я просыпаюсь по ночам оттого, что мои сны слишком громкие. Я не в силах этого сделать. Мне нравится быть с тобой, Ксан, но я не могу просто окунуться в ночную жизнь, как ты. Мне больно. Физически.