Вот это жизнь! - Михаил Леккор

Дмитрия такой подход обрадовал — поручик не стал разговаривать с немцем сам, а обращается к его хозяину. Значит, признали его добычу у государя.

— Пожалуйста, разговаривай, — разрешил он вежливому гвардейцу.

Глава 8

Но быстрого разговора не получилось. Поручик знал только русский, а Курт — немецкий. Пришлось вмешаться в вялый диалог Дмитрию с его слабо-немецким языком. Впрочем, Курт много и не знал.

Получив подтверждение о числе людей (об этом уже сообщил гонец десятника), поручик при помощи Дмитрия дотошно принялся расспрашивать об общем количестве наемников. Много пленник не знал, но все-таки рассказал, что таких отрядов создается несколько и общее число может быть свыше тысячи, а прибудут они в скором времени.

Этого поручику было достаточно. Он переключил внимание на Дмитрия:

— Откуда чужеземную речь знаешь? — задал он законный вопрос и получил четкий и логичный ответ:

— В недавние времена был больше года в охране немца из Ганновера, мастера медеплавильных дел, там не захочешь, а начнешь балакать. Тот русскую речь-то совсем не знал, маялся.

Иноземцев Петр I уже к этому времени приманил в Россию много, хотя по сравнению с последующим эпохам это было еще скромно, но ссылаться на них можно было спокойно — не найдут, запутаются. На Западе в эти годы было голодно, и иноземцы в надежде на солидный куш ехали в Россию охотно, несмотря на страшные слухи.

Впрочем, поручику и этих слов оказалось достаточно. Он ведь не подозревал Дмитрия ни в чем, а всего лишь проявил умеренное любопытство в опасении, что царь Питер нечаянно спросит, откуда этот молодой сын боярский знает чужеземскую речь и он не знает. теперь знает и потому достаточно.

Пожелав ему быстрого выздоровления, гвардеец незаметно испарился. Дмитрий от слабости вновь задремал и спал уже до прибытия десятка.

Ратники десятка Дмитрия прибыли сумрачными. Провести бесшумную разведку не удалось, их обнаружили и был бой. Наемники потеряли убитыми и ранеными дюжину, русские — двух убитых и трех раненых, при чем трех детей боярских и двоих боевых холопов.

Десятник морщился, как будто съел очень сердитую и чем-то горькую редьку. Еще бы! Одна небольшая стычка — трети десятка, как не было. И боярин, командовавший полком, может сильно засерчать. А что он сделает? Ладно еще, наемники оказались относительно неопытными, плохо обученными, а то бы их всех покрошили бы на месте.

Видя, что положенный к вечеру немудреный ужин уже готов, десятник дал команду садиться за еду. Ратники, несмотря на голод, садились за котел нехотя. Поначалу, когда оставались домашние припасы, было полегче, но как сели на казенные харчи, сразу стало плохо. И не ели бы такое дерьмо, но не от голода же умирать. И без того возможностей сгинуть много.

Дмитрий перед желанным ужином — он еще не ел, пребывая в забытье — из последних сил по какому-то наитию побрился, вдруг царь Петр вызовет. Шанс ведь оказывался не такой уж маленький. И ничего, что раненый. По этим незабвенным временам — совсем царапина.

Потом сел со всеми ужинать, подумал, силком опустошая свою миску, что мучаться, по сути, осталось немного. Уже 19 ноября под Нарву неожиданно явится молодой Карл ХII и отбросит эту орду, которая еще называется Русская армия. М-да, армией можно было назвать только немногочисленную гвардию, а остальные до нее дотягивали с большим трудом. Орда есть орда.

И, кстати, Дима чуть не забыл, дата 19 ноября — это по старому стилю или по-новому? Разница-то почти две недели. Как бы ему не лопухнуться ненароком. А то и забыл уже. Учился-то давно — 300 лет и еще немного. А ошибка здесь стоит дорого — своя жизнь. Или хотя бы пленного немца потеряет. Как-никак добыча!

Ишь, как кашу с соленой рыбой наворачивает. Теперь можно поверить, что питался плохо, если кашу, в которой встречается всякая дрянь типа мышиных фекалий, древесного сора и гальки, приправленной вонючей балтийской салакой, которую давно пора выбрасывать, жрет, как изысканный боярский деликатес.

А ему, как и остальным русским, кусок в рот не лезет. Поймать бы этих вороватых интендантов, или как они сейчас называются, и накормить этой самой кашей. Свиньи!

— Кистенев Дмитрий! — около костра вновь вырисовался знакомый преображенец, прервав мысли Димы, — быстрей со мной. Его царское величество тебя зовет, требует!

Вот как, все-таки напросился. Царь — это серьезно. Помазанник божий! Кроме сардонической иронии по поводу старого титула еще с советского времени, сейчас это означало для этого времени еще и неограниченную власть. Петр ее имел и, надо сказать, во всю использовал, проводя свои радикальные реформы.

Обычному сыну боярскому, мелкому дворянину тех лет, надо птицей лететь, не раздумывая, когда государь зовет.

Вот только Дмитрий даже на ноги еле встал. Какой там бежать, дойти бы вообще! Десятник, видя это, отреагировал мгновенно. Царь же зовет, еклмн!

— Никита, помоги дойти человеку, — строго приказал он Логинову, и подумав, добавил: — и обратно проводи. А то упадет от слабости, захлебнется от воды да грязи под ногами.

Преображенец, пришедший за сыном боярским, немного потоптался у костра, норовя поторопить Дмитрия, но потом передумал. Хорошо видно было, что парень, мягко говоря, не совсем здоров. Не умер бы еще по пути, бедолага?

— Ты ранен, — уточнил он, — сумеешь дойти? Может быть, сказать государю, что пока не сможешь?

— Сегодня ножом досталось от ворога, — вместо Димы ответил Никита, — не сильно, но крови много вытекло. Ничего, дотащимся, он жилистый, дойдет

— Тогда вы идите потихоньку, — заторопился гвардеец, — а я поспешу сказать, что уже идет, как может. А то ведь влетит не за что. Государь что-то гневлив сегодня. Сначала бьет, а потом спрашивает.

Дмитрий только махнул рукой, соглашаясь. На коне бы поехать, да кто же верхом к государю ездит. Это лишь боярам разрешено, да немногим приближенным людям. Саше — человеку ХХI века — это казалось дикой несправедливостью, но Дмитрий считал ее нормально в данной ситуации. Серокоштанный крестьянин пахал землю, подчинялся всем и за это был защищаем, они — дети боярские — боролись с врагом внешним — с теми же шведами, а иногда врагами внутренними — распоясавшими разбойниками. Подчинялись боярам и через них царю. Жили они лучше, чем крестьяне, но могли погибнуть в любом бою.

А выше всех были царь с думою и ближними любезными боярами, которым богом было дано