Маятник судьбы - Инна Бачинская

–Это что-то значит?

–Значит. У моего прадеда была фабричка… вернее, стеклодувная мастерская, он увлекался старыми техниками производства стекла, а потом увлекся фарфором – пытался открыть рецепты разноцветного фарфора, говорил, что у нас тут есть залежи каких-то особенных глин, серых и цветных, много экспериментировал. Говорил, что не то уже изобрел, не то вот-вот получит какой-то особенный черный фарфор, что заключил союз с дьяволом. Его считали помешанным, и прабабушка его бросила в конце концов, боялась остаться без куска хлеба. И вообще боялась. Мне рассказывала про него бабушка, его дочка, говорила, у него были руки в ожогах и саже, одежда пахла дымом. Он был громадный, с грубым голосом, и она его боялась. Настоящий черт. В семье оставались какие-то бумаги, фигурки, посуда, но за три войны и революцию все пропало. Она говорила, что он умер прямо в своей мастерской, угорел…

–То есть черный фарфор существует?

–Понятия не имею. Олег, что вы собираетесь делать?

–Дел непочатый край, Кира. Поговорю с Кириллом, кое с кем из клиентов… еще что-нибудь соображу.

–А вы действительно… – Она запнулась. – …Волхв?

–Действительно.

–И вы умеете колдовать? С куклами и иголками?

–Мой друг Жорик Шумейко считает, что умею, но я не пробовал. Да и не нужно это, поверьте. Я могу заставить человека сделать то, чего он делать не собирался. Подтолкнуть. Есть ряд техник, которые помогают внушить, причем человек останется в уверенности, что принял решение сам. Человек – животное внушаемое. Я могу определить, когда человек врет, могу погрузить в транс и вытащить из него то, что он забыл… Опять-таки есть специальные методики. Этому можно научиться. Что касается волхования, то это не чудеса, Кира, это нечто большее. Я бы сказал, это мировосприятие и мироощущение, умение про-видеть, то есть предположить будущее, иногда другие миры, иногда прошлое… Помните Нострадамуса? Он был волхв… очень сильный. Тут всего намешано – и генетика, и «старая» память, даже интуиция. Кроме того, у меня есть настойка аманиты. Это гриб, который крайне редко встречается, он подстегивает и вытаскивает то, что человек носит в себе на уровне генетики, некую прапамять о тех временах, когда он еще не был человеком…

–А кем?

–Трудно сказать. Кем-то другим. Не все поддаются, правда. Гипнозу, кстати, тоже. – Он с улыбкой посмотрел на Киру. Она вспыхнула и, к изумлению Монаха, вдруг расплакалась.

–Я сказал что-то не то? – испугался Монах. Весь его цинизм улетучивался при виде плачущей женщины. Тем более Кира не притворялась.

–Нет, нет… понимаете, чувствуешь себя таким ничтожеством со своими глупыми проблемами, а жизнь коротка, а мы ничего не замечаем на бегу…

–Жизнь, конечно, коротка, но ведь не просидишь сиднем, нужно что-то делать, а значит, появляются проблемы, которые нужно решать.

–Нерешаемых проблем нет, – сказала Кира, глядя на Монаха, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. – Вернее, есть, но их мало, да? Как там говорится в вашем «Бюро случайных находок»?

–Да. А вы не боитесь потерять доходный бизнес? Всякое может случиться…

Она махнула рукой.

–Рыбки в любом случае останутся, – утешил ее Монах.

–И Нептун! – подхватила она.

–А это кто?

–Скат. Это такое необыкновенное существо! Он меня узнает, представляете? Я раньше никогда не думала, что рыба способна узнать человека.

–Скат? А морская вода откуда?

–Он пресноводный. Я купила его совсем маленьким, а теперь он здоровый, как блюдо.

–Он в камере-одиночке?

–Нет, там есть рыбки.

–А он их не съест?

–Маленьких может съесть, а с ним те, что побольше, – арована, анцитрусы, – он их не трогает.

–А чем вы его кормите? Мышами?

Кира улыбнулась:

–Белыми. Креветками и мидиями. Он ест у меня из рук.

–Правда? – удивился Монах и подумал, что был бы не прочь поменяться местами с… рептилией. Или он рыба? – А вдруг ударит током?

–У него нет тока, у него яд в шипе. Может уколоть, конечно, если разозлить. Он узнает меня, подставляет спинку – можно погладить.

–А как вообще возникла идея разводить рыбок?

–Муж их обожал. Когда он… когда его не стало, я решила продать, заглянула в Интернет и увидела, что, оказывается, это целая наука! Увлеклась… Муж всегда меня раздражал, он просиживал с ними часами, возился, разговаривал, включал им музыку… Наш брак был неудачным, мы были очень разные, да и глупостей много было по молодости. Под конец он больше с рыбами разговаривал, чем со мной.

–Какую музыку?

–Штрауса. Говорил, что они танцуют вальс, а я смеялась – дрессировщик выискался! А сейчас я сама включаю им музыку, и они танцуют. Розовые данио и золотые рыбки колышут в такт плавниками и хвостом. Я вам покажу. Знаете, Олег, они все разные! У каждой свой характер, есть агрессивные, есть пугливые, есть такие, что готовы сожрать соседа… а сами крохотные! Сомики, например, объедают хвосты золотым рыбкам.

Монах рассмеялся:

–А почему золотые рыбки не удирают?

–Они неповоротливые и медлительные, и сомик успевает отгрызть кусочек.

–Совсем как люди, – заметил Монах.

–Совсем как люди, – повторила Кира. Помолчала и спросила: – Вы думаете, это не конец?

Монах развел руками…

…Он лежал в постели, перебирал в деталях разговор с Кирой. Кира плакала, клала руку ему на плечо, заглядывала в глаза и лгала. Монах не был уверен, что ей известна личность убийцы, но одно он знал точно: она знала больше, чем говорила. Точка.

В квартире стоял полумрак – ночь была светлая, снегопад прекратился, и ветер стих. Ему казалось, что женщина в белом платье и шляпе с полями внимательно разглядывает его из угла комнаты. Монах окрестил ее Аманита – первым попавшимся именем, которое пришло в голову. Аманита – гриб, и Аманита – черная женщина в белом платье. Он до тех пор пристально вглядывался в ее тонкий силуэт, что в конце концов ему показалось, что она помахала ему рукой. Тогда он закрыл глаза и пробормотал:

–Спокойной ночи, Аманита! Спи спокойно. До завтра…

Они встретились в «Белой сове». Была середина дня, народу было немного. Монах пришел первым. Ему хотелось узнать Кирилла по описанию Киры – красивый накачанный парень, лыжник, велосипедист, спорт-смен, который встречался со своей работодательницей и с «черным фарфором», как он окрестил девушек из клуба.

Он узнал его сразу – высокий, стремительный, гибкий, удивительно молодой… сколько ему? Двадцать пять? Двадцать шесть? Он поднял руку, и Кирилл, кивнув, стал пробираться между столиками. Монах вздохнул, почувствовав свою… как бы это поточнее сформулировать… много чего! Свой вес, возраст, отсутствие талии и гладкой кожи… даже потертую дубленку! Свою неуместность в полутемном зале ночного клуба, где Кирилл был своим, а он, Монах, пришельцем. И картинка мигнула – бескрайний лес, речка, плавная на равнине и бурная на перекатах… и звук включился – глухой шум ветра, плеск воды и треск горящих поленьев… Ему было комфортнее в тайге у костра, там так хорошо думалось о глобальных проблемах человечества, о дороге, по которой оно идет, откуда и куда, о космосе и других мирах, там не было сиюминутности бытия, суеты и мелких жалких мыслей… там ничего не отвлекало. И никого не было рядом. И тишина. Молчаливая тишина, иногда грозная и насупившаяся, а он чувствовал себя ее частью. И небо было полно величия, звезд и комет, и воздух прозрачен и холоден, как хрусталь на морозе, и… все остальное. Одичал он, видать, забурел, от людей стал шарахаться. Эх, скорей бы весна! Все это пронеслось в голове Монаха, пока он наблюдал за Кириллом, который шел к нему не торопясь, раскачивая плечами, гибкий и сильный, как молодой кот.