Леди Несовершенство - Дарья Донцова

– Я бы тоже от страха затряслась, – призналась Валентина, – а что такое стоп-аримс? Нахалка прямо побелела, когда это услышала.

– Понятия не имею, – сказал Алексей, – я придумал слово на ходу. Главное, говорить уверенно, и тебе все поверят. Она ребенок, наглый, несчастный, безнадзорный, отца нет, мать без ума, у Саши нет никакого уважения к взрослым. Деньги в голову ударили! На жизненном пути до сих пор ей нормальные люди не попадались. Но при всей хамоватости у Саши, как у всех детей, есть понимание: человек старшего возраста может знать больше подростка. Вот я и нажал на эту педаль.

– Не предполагала, что ты столь виртуозно владеешь суахили подростков, – поразилась я.

– А, это легко, – рассмеялся Леша, – они тащатся от фекального юмора. Думают: раз слово «говно» говорят, то они храбрые, умные и взрослые.

– Вы потрясающий психолог! – воскликнула Валентина.

– И это не единственный мой талант, – сказал Алексей, который никогда не отличался скромностью.

– Автоматический раскладыватель салата! – закричал Никита. – Мечта всей моей жизни. Лампуша, как ты узнала, что я мечтаю о нем?

– Ей во сне приснилось, – прогудел Костин, который приехал незадолго до нас и как раз снимал в прихожей куртку.

– Ребята, проходите, – пригласил нас Леонтьев. – Мы с Милой никогда никого не приглашаем в рестораны. Там отвратительно. Правда?

Худенькая брюнетка, которая стояла чуть поодаль от Никиты, кивнула. Мила делает на продажу игрушки. Любые, какие вы попросите. Мы знакомы с Леонтьевыми пять лет, и первый месяц общения я думала, что жена Кита немая. Но однажды, когда Никита наливал всем чай, Милочка прошептала:

– Дорогой, прости, но ты льешь мне на колени кипяток.

В этой фразе вся Милочка, она невероятно деликатна, интеллигентна, никогда не смотрит телевизор и большую часть времени проводит в своей мастерской, которая оборудована в цокольном этаже дома.

Родители Милы известные художники, у них был собственный дом в поселке Сокол. Со временем Москва поглотила поселок, и сейчас частные особняки оказались чуть ли не в центре столицы, они расположены неподалеку от метро «Сокол». Нынче в доме живут Никита, Мила, две собаки: Козетта и Розетта, еще кошка Устинья. Никита работает в техотделе под началом Алексея. Зарплата у Леонтьева приличная, но на нее гостей часто принимать не станешь, лукулловы пиры закатывать не удастся. Содержать большой дом дорого, ездить на иномарке, летать несколько раз в году за границу тоже накладно. Каким образом Никите удается связать концы с концами? Игрушки Милы пользуются огромным успехом, у нее много клиентов, нереальная работоспособность, а ее заказчики живут по всему миру.

– Мы решили, что отметим мою дату только с самыми близкими, – громко говорил Леонтьев. – Да, дорогая?

Мила кивнула.

– Я сам создал сет гурмана, – вещал Никита. – Пошли, нечего толкаться в холле. Мы сидим в каминном зале. Люди, встречайте, Вульфы и Костин.

Леонтьев распахнул двустворчатую дверь, мы вошли в большой зал, основную часть которого занимал П-образный стол, заставленный тарелками, фужерами, бокалами, стаканами. Вот только еды не было.

– Наконец-то появились, – с укоризной произнесла Катя, сестра Милы, – нам без вас есть не разрешили. А кушаньки-то хочется!

– Садитесь, – приказал Никита и встал во главе стола, – сегодня у нас обед Моцарта.

– Вроде его отравили? – тихо осведомился Костин, чье место оказалось по левую руку от меня. – Близкий друг по фамилии Солирали.

– Сальери, – поправила я, – нет, эта версия возникла из-за того, что Моцарт за полгода до кончины плохо себя почувствовал и стал говорить: мне подлили яд. Версия гибели великого композитора от чьей-то злой руки держалась до двадцатого века. Потом несколько крупных врачей проанализировали жизнь Моцарта и выяснили, что у него было ревматическое заболевание, которое без правильного лечения свело композитора в могилу.

– Музыка! – закричал Кит. – Гастрономический вечер моего дня рождения открыт. Чайковский! Бессмертное произведение «Времена года».

В зале появились несколько мужчин во фраках, и полилась музыка.

– Восхитительно! – сказал Макс. – Лампа, как ты думаешь, когда нам поесть подадут?

– Неприлично жевать во время исполнения произведения великого композитора, – прошипела незнакомая дама в меховой жилетке, которая сидела с другой стороны от Вульфа, – нельзя чавкать под музыку.

– У меня бы получилось, – шепнул мне Макс, – весь день был голодный, надеялся у Кита оторваться. Но если нам сначала предлагают концерт… Лампудель, ты должна знать, сколько времени «Времена года» пиликают?

– Если ты имеешь в виду творение Петра Ильича, то в районе часа. Точнее не скажу, это зависит от оркестра и дирижера, – ответила я, – но сейчас исполняют Вивальди. Никита ошибся, объявив Чайковского.

– У Вивальди тоже есть «Времена года»? – удивился Костин.

– Да, – кивнула я.

– А у итальянца «Времена года» длинные? – осведомился Макс.

– Чуть больше часа, – улыбнулась я.

– М-м-м, – простонал муж, – я умру в голодных корчах.

И тут в зал вошли лакеи в камзолах и париках, они несли подносы с тарелками.

– Ура, – обрадовался Костин, – ща пожрем!

– Ну наконец-то, – потер руки Вульф.

– О боже! – процедила сквозь зубы незнакомка.

– Закуска номер один! – перекричал Вивальди Никита. – Капабарам с оливкой. Старинный итальянский рецепт, я нашел его в кулинарной книге шестнадцатого века.

– Тогда знали толк в еде, – шепнул Костин, – никаких заморочек со здоровым образом жизни. Обезжиренное молоко – отрава, яйца – яд, сахар – смерть, мясо – враг человечества, вот ни о чем таком наши предки и не слышали.

– Изволите откушать закуску номер один? – спросил один из ряженых официантов у Вовки.

– Откушаю с треском, – ответил Костин.

– Нет ли у вас аллергии на капу? – поинтересовался лакей.

– Ем ее каждый день по три раза, – лихо соврал приятель.

– А как ваш организм реагирует на барам? – не утихал официант.

– Роскошно ему от него, – повысил голос Володя, – я всеяден, как енот. Оливки люблю. Все соусы обожаю. Накладывайте.

– Со мной та же история, – подхватил Макс. – Закуска номер один нам очень полезна.

Передо мной возникла плоская тарелка среднего размера. По ее краям был выложен орнамент из густого соуса цвета хаки: длинные тонкие колбаски сплетались в узор. А посередине лежала одна оливка.

– Это что? – обомлел Вульф.

– О боги! – закатила глаза дама. – Люди, вы откуда?

– Мы коллеги Никиты, – пояснила я, – меня зовут Лампа, рядом с вами сидит Макс, а слева от него Вова.