По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Затем, выйдя из тумана и шторма, мы встретили подернутое рябью сапфирное, золотое море с великолепным, покрытым барашками небом над ним, а здесь и там плыли айсберги, переливающиеся голубым и розовым в горизонтальных лучах полуночного солнца.

Шестого июня «Орел» оставил меня в Годхавне[22] и отправился к северу на китовый промысел. Здесь я был вынужден ждать две недели, пока бухта Диско не очистится ото льда. В течение этих двух недель погода была весьма неустойчива. Дождь, снег, туман, ветер, тишина, тропическое солнечное сияние и холод – все сыграли свои роли в эти капризные часы. Растения цвели вдоль снежных сугробов, овсянки пели на скалах, над морем оживленно летали чайки, морские ласточки и утки, и воздух был наполнен шумом бегущей воды, в то время как вечный ледяной покров острова смотрел вниз с вершин утесов.

Свадьба, крещение, посещение «магазина» с его богатствами полярных сокровищ – мехами и моржовой костью, и долгие прогулки по утесам и ледяному покрову острова занимали мое время, пока я, наконец, не отправился в Ритенбанк, находящийся у вершины бухты, на небольшом парусном вельботе, со смешанным экипажем: Нейльс – чернобородый, сероглазый; Петер – желтоволосый, голубоглазый; Иккиас, Йохан и Даниель, а также, в качестве лоцмана и переводчика, Фредерик, бывший одним из погонщиков собак английской экспедиции 1875 и 1877 гг.

Моей целью, в общем, было достичь края внутреннего льда, как можно ближе к северо-восточному краяю бухты Диско (мне бы хотелось у основания полуострова Нурсоак) и затем отправиться к горе Петермана на восточном берегу. Но по различным причинам я был вынужден изменить свои планы.

Мое санное снаряжение было идеально легким и совершенным, оно изготавливалось под моим личным наблюдением, и я не собирался использовать собак. Главными компонентами снаряжения были: двое саней длиной девять футов и шириной тринадцать дюймов и весивших вместе с упряжью по двадцать три фунта каждые, сделанные из орешника, стали и кожи по модифицированному образцу саней, применявшихся в заливе Гудзона; маленькие закрытые спиртовые горелки, девятифутовые ясеневые альпенштоки со стальным наконечником на одном конце и долотом на другом, снегоступы, лыжи и так называемые «снего-коньки».

Съестные припасы состояли из чая, сахара, сгущенного молока, сухого хлеба, пеммикана[23], брусничного варенья, сушеного гороха, либиховского бульона и смеси из мяса, бисквитов и сушеного картофеля; все это было помещено в двухфунтовые кружки фирмы «Ричард и Роббинс» из Дувра в Делавэре. 23 июня я оставил Ритенбанк; со мной были мой друг Христиан Майгор помощник губернатора Ритенбанка, и восемь туземцев на умиаке[24] и двух вспомогательных каяках. В полночь мы обогнули южную оконечность острова Арвепринс в бухте Диско и направились мимо выхода из пролива Икаресак ко входу во фьорд Пакитсок. Над нами висели тяжелые и сырые облака, а впереди каждый выступ темных гор и нижняя сторона темного, облачного навеса над ними были залиты бледным, холодным сиянием внутреннего льда.

Войдя в узкий, окруженный скалами фьорд, мы остановились. На следующий день мы пошли вверх по фьорду через узкий каньон, отделяющий верхний фьорд от нижнего, который туземцы считают проходимым только во время прилива определенной высоты. Одна стена каньона сверкала от ярко-желтого солнечного света, лившегося через западный вход, другая лежала в глубокой пурпуровой тени; между ними протекал бурный темно-зеленый поток; за каньоном блестел голубым светом верхний фьорд, известный под названием Иллартлек, а вершины внутренних гор окрасились в матовый желтый цвет. Позади каньона фьорд расширялся в большое озеро, через несколько миль снова сужающееся. Выше этого места вода была светло-зеленого цвета и быстро делалась мельче, светлее и свежее.

В шесть часов утра 25 июня мы пристали к берегу в верхней части фьорда. В течение суток я исследовал горную плотину высотой около 2500 футов, которая сдерживает внутренний лед, и нашел проходимый путь на поверхность ледяного покрова. Утром 28-го числа наши вещи уже были у подножия льда на 2500 футов выше уровня моря, и утром 29-го наши двое саней, «Свитхёрт» и «Принцесса Тира» (эти сани были названы в честь самой юной датской принцессы), лежали со своим грузом на обращенном к земле краю ледяного покрова, на 1956 футов выше моря. Мы легли с подветренной стороны саней, но ветер и ослепительное солнце не позволяли нам уснуть. Массы черных скал за краем внутреннего льда дрожали в ослепительном блеске, голубой фьорд далеко под нами в одних местах сверкал раскаленным блеском, в других же был стального цвета, словно замерзший, а позади гор лежала голубая бухта Диско.

В 8 часов утра, когда снег затвердел, Майгор и я отправились на восток к ледяному покрову. Когда мы уходили, голубизна бухты Диско местами была испещрена жемчужно-белым туманом, который вливался через теснины, скользил с гор у входа во фьорды и сползал по их восточным откосам перистыми волнами серебристого цвета. Немного позже масса черных облаков закрыла солнце, и в полночь туман затянул местность позади нас. В час утра он дошел до нас; скорость, с которой он покрыл все и окутал нас серым покровом, была просто поразительной. Мы продвигались вперед, пока туман не сменился изморозью, и не поднялся ветер, и тогда я остановился на высоте трех тысяч футов над морем. Перевернув сани набок и положив наши прорезиненные подушки и одеяла с подветренной стороны, мы легли. В это время ветер стал штормовым, и изморозь, ставшая настоящим снегом, неслась непрерывным потоком над санями.

Мы лежали за санями, которые вскоре замело снегом вместе с нами, до вечера второго дня, когда постоянное завывание шторма перешло в перемежающиеся порывы. Мы вылезли и увидели позади и ниже нас плотные массы облаков, черных снизу и темно-свинцового цвета сверху, несущихся к северу буквально над поверхностью земли. Сама земля, покрытая на возвышенностях свежевыпавшим снегом, в других местах была черна, как ночь, а фьорд словно превратился в чернильный пруд. Впереди бледный, какой-то сверхъестественный свет стелился почти до зенита, и по всем направлениям лежал мертвый, молчаливый внутренний лед, сметаемый бешеными снежными буранами, со своими неровностями, сглаженными светом без теней.

Так как в шесть часов вечера облака с каждым мгновением становились все чернее и чернее, и все указывало на то, что шторм продолжается, то я решил взять инструменты, вернуться к палатке и ждать более благоприятной погоды. На уровне края ледяного языка начал падать вместо снега дождь, и края расщелин и голубые возвышенности напоминали покрытую маслом сталь и оказались совершенно непроходимы. Нам ничего не оставалось, как вскарабкаться на гребень горной плотины и спуститься вниз с утесов в долину. Здесь мы перешли вброд ледниковую реку и в полночь добрались до палатки; дождь лил как из ведра, ветер дул вниз по долине, угрожая каждую минуту снести палатку, и ледниковая река превратилась в ревущий поток. Поистине, внутренний лед послал нам свой нам свирепый привет, но мы не отступали.