Унесенные ветром. Том 1 - Маргарет Митчелл

Одолжив у скептически настроенных братьев денег, забрав своюкрохотную долю из их предприятия и раздобыв еще изрядную сумму под залог земли,Джералд получил возможность купить рабов для обработки полей, прибыл в Тару ипоселился в четырехкомнатном домике управляющего в холостяцком одиночестве исладком предвкушении последующего переселения в новый белостенный дом на холме.

Он возделал землю и посадил хлопок и занял еще денег уДжеймса и Эндрю, чтобы прикупить еще рабов. Братья О’Хара умели блюсти интересысвоего клана и крепко держались друг за друга, как в удаче, так и в нужде, и нестолько из родственных чувств, сколько из жестокой необходимости, ибо знали:чтобы выжить в трудные годы, семья должна противостоять судьбе единым фронтом.Они одолжили Джералду денег, и по прошествии нескольких лет он возвратил им этиденьги с лихвой. Плантация расширялась: Джералд акр за акром прикупал соседниеучастки, и настал день, когда белый дом на холме из мечты превратился вреальность.

Дом был построен рабами: довольно неуклюжее, приземистоестроение это глядело окнами на зеленый выгон, сбегавший вниз, к реке, ноДжералд не уставал им любоваться, находя, что дом хотя и новый, а от него веетдобротной стариной. Древние дубы, еще видавшие пробиравшихся по лесу индейцев,обступали дом со всех сторон, простирая над его кровлей густой зеленый шатерветвей. На лужайке, очищенной от сорняков, буйно разросся клевер и свинорой, иДжералд следил за тем, чтобы газону оказывался должный уход. Все в Таре — отподъездной кедровой аллеи до белых хижин на участке, отведенном длярабов, — выглядело солидным, прочным, сделанным на века. И всякий раз,когда Джералд возвращался верхом домой и за поворотом дороги его глазам открываласькрыша дома, выглядывавшая из-за зеленых крои деревьев, сердце егопреисполнялось гордостью, словно он видел эту картину впервые.

Это дело его рук — этого крепколобого, задиристого коротышкиДжералда!

Со всеми соседями у Джералда сразу установились самыедружеские отношения. Исключение составляли только Макинтоши, чья земляпримыкала к его плантации слева, и Слэттери, чьи жалкие три акра тянулисьсправа — вдоль поймы реки, за которой находились владения Джона Уилкса.

Макинтоши были полукровками, смешанногошотландско-ирландского происхождения, а вдобавок еще оранжистами, и последнееобстоятельство — будь они даже причислены католической церковью к лику святых —наложило на них в глазах Джералда каинову печать. Правда, они переселились вДжорджию семьдесят лет назад, а до этого их предки жили в Каролине, но тем неменее глава их клана, первым ступивший на американскую землю, прибыл сюда изОльстера, и для Джералда этого было достаточно.

Это была молчаливая угрюмая семейка, державшаяся замкнуто,особняком: браки они заключали только со своими Каролинскими родственниками, иДжералд оказался не единственным человеком в графстве, кому Макинтоши пришлисьне по душе, ибо здешние поселенцы — народ общительный и дружелюбный — неотличались терпимостью по отношению к тем, кому этих качеств не хватало. Аслухи об аболиционистских симпатиях Макинтошей никак не способствовали ихпопулярности. Правда, старик Энгус за всю жизнь не отпустил еще на волю ниодного раба и совершил неслыханное нарушение приличий, продав часть своихнегров заезжим работорговцам, направлявшимся на сахарные плантации Луизианы, нослухи тем не менее продолжали держаться.

— Он аболиционист, это точно, — сказал ДжералдДжону Уилксу, — но у оранжиста шотландская скупость всегда возьмет верхнад убеждениями.

Несколько иначе обстояло дело со Слэттери. Будучи бедняками,они не могли рассчитывать даже на ту крупицу невольного уважения, котораядоставалась на долю угрюмых и независимых Макинтошей. Старик Слэттери, упрямодержавшийся за свои несколько акров, несмотря на неоднократные предложения опродаже со стороны Джералда О’Хара и Джона Уилкса, был жалкий, вечно хнычущийнеудачник. Жена его, блеклая, неопрятная, болезненного вида женщина, произвелана свет кучу угрюмых, пугливых, как кролики, ребятишек и продолжала регулярноиз года в год увеличивать их число. Том Слэттери не имел рабов и вместе с двумястаршими сыновьями судорожно пытался обработать свой хлопковый участок, в товремя как его жена с остальными ребятишками возилась в некоем подобии огородика.Но хлопок почему-то никак не желал уродиться, а овощей с огорода, благодаряплодовитости миссис Слэттери, никогда не хватало, чтобы накормить все рты.

Вид Тома Слэттери, обивающего пороги соседей, выклянчиваяхлопковых семян для посева или кусок свиного окорока, «чтобы перебиться», сталуже привычным для глаз. Слэттери, угадывая плохо скрытое за вежливымобхождением презрение, ненавидел соседей со всем пылом своей немощной души:однако самую лютую ненависть вызывали в нем эти «нахальные черномазые — челядьбогачей. Черные слуги богатых плантаторов смотрели сверху вниз на „белыхголодранцев“, и это уязвляло Слэттери, а надежно обеспеченный слугам кусокхлеба порождал в нем зависть. Его собственное существование рядом с этойодетой, обутой, сытой и даже не лишенной ухода в старости или на одре болезничелядью казалось ему еще более жалким. Слуги по большей части бахвалилисьположением своих господ и своей принадлежностью к хорошему дому, в то время каксам он был окружен презрением.

Том Слэттери мог бы продать свою ферму любому плантатору затройную против ее истинной стоимости цену. Каждый посчитал бы, что его денежкине пропали даром, ибо Том был у всех как бельмо на глазу, однако сам он ненаходил нужным сниматься с места, довольствуясь тем, что ему удавалось выручитьза тюк хлопка в год или выклянчить у соседей.

Со всеми прочими плантаторами графства Джералд был надружеской и даже короткой ноге. Все лица — Уилксов, Калвертов, Тарлтонов,Фонтейнов — расплывались в улыбке, как только возникала на подъездной аллееневысокая фигура на большой белой лошади. Тотчас на стол подавалось виски ввысоких стаканах с ложечкой сахара и толчеными листиками мяты на дне. Джералдвсем внушал симпатию, и соседям мало-помалу открылось то, что дети, негры исобаки поняли с первого взгляда: за громоподобным голосом и грубоватымиманерами скрывались отзывчивое сердце и широкая натура, а кошелек Джералда былтак же открыт для друзей, как и его душа.

Появление Джералда всегда сопровождалось неистовым лаемсобак и радостными криками негритят, кидавшихся ему навстречу, отталкивая другдруга, корча хитрые рожи и улыбаясь во весь рот в ответ на его добродушнуюбрань, причем каждый норовил первым завладеть брошенными им поводьями.Ребятишки плантаторов забирались к нему на колени и, пока он громил на чем светстоит бесстыдство политиквв-янки, требовали, чтобы их «покатали». Дочери егоприятелей поверяли ему свои сердечные тайны, а сыновья, страшась признатьсяродителям в карточных Долгах, знали, что могут рассчитывать на его дружбу в труднуюминуту.

— Как же ты, шалопай эдакий, уже целый месяц неоплачиваешь долга чести! — гремел он. — Почему, черт побери, ты непопросил у меня денег раньше?

Давно привыкнув к его манере изъясняться, никто не был нанего в обиде, и молодой человек смущенно улыбался и бормотал в ответ: