Пепел большой войны. Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945 - Клаус Гранцов

Голод достает меня все сильнее и сильнее. Слышится удар склянок — это 16.30. Назавтра весь вспомогательные состав морской артиллерии 1927 года рождения из Штольпа должен прибыть в Свинемюнде в командование военного округа. Кто знает, чего они от нас хотят?

Наступает время съесть порцию супа, чтобы унять гложущий нас голод. А потом будем играть в шахматы, это все же «королевская игра» по сравнению с картами.

15 декабря 1943 г.

В понедельник мы были в Свинемюнде для внесения в списки личного состава вермахта. Но когда мы прибыли в город, ни у кого не нашлось времени, чтобы заняться нами. Нам сказали: у бургомистра Приттера тоже есть такой список, поэтому ступайте туда!

Пожалуйста, все, что вам угодно!

Обер-ефрейтор Шимпиц, сопровождавший нас, тут же разобрался в ситуации, велел нам расходиться и быть свободными. Мы договорились о поездке на Остсвине, так что у нас оставалось много времени, чтобы походить по Свинемюнде и сделать необходимые покупки.

Свинемюнде — чудесный курорт на Балтийском море, особенно красивы и элегантны курортные домики, которые даже зимой производят впечатление чистых и ухоженных помещений. Раньше оно было излюбленным местом отдыха на море для жителей Берлина, но во время войны почти все курортные пансионы и дома отдыха прекратили свою деятельность. Все санатории были преобразованы в лазареты, там, на свежем морском воздухе, выздоравливают теперь раненые.

К сожалению, во второй половине дня нам надо было снова быть в Приттере, поскольку у нас было еще два урока латыни. Кизлинг все время заставляет нас переводить с латыни басни, поэтому мы присвоили ему кличку Знаток Басен.

Во вторник мы прибыли к бургомистру Приттера для постановки на учет. Во второй половине дня по программе культурного обслуживания войск нам показывали кинофильм «Парацельс».[72]Я уже видел этот фильм, но, поскольку он чрезвычайно интересен, посмотрел его еще раз. Вернер Краус[73]замечательный актер, воистину непревзойденный. Также очень хорошо сыграла Аннеле Рейнхольд,[74]она выглядит безупречно! Зачаровывает своим танцем Гаральд Кройцберг. Теперь мы, дурачась, пародируем его танец.

Сегодня в первой половине дня нас фотографировали в Приттере для занесения в список личного состава вермахта. Допотопный фотографический аппарат был установлен в углу двора. На заднем плане ворота амбара, закрытые шерстяным одеялом. Между ними мы, с натянутыми улыбками на лицах. Что ж, надеюсь, что снимки получатся и пленка не потрескается от изображения наших придурочных лиц.

В среду у нас был урок математики, который вел Ассман. Он продиктовал нам тяжелое задание, с которым позднее не смог справиться и сам. Какой позор! У нас в Штольпе Битгнер никогда бы не допустил такого. С ним математика всегда была для нас интересна, теперь же я потерял всякий интерес к ней.

Сейчас у нас «рабочие часы и обслуживание техники». Под видом «подготовки школьных заданий» я написал два письма, одно домой, а второе Хубусу фон Бонину. Письма возьмут с собой Нойман, Штеффен и Тегге, они нынешним вечером убывают в краткосрочный отпуск.

Через неделю и я отправлюсь на побывку домой. Я уже мечтаю об этом дне и радуюсь ему. Предвкушение отпуска куда лучше него самого, потому что, когда человек находится дома, он уже думает о возвращении.

А сейчас я должен забраться в койку, у меня снова начинает болеть горло, и я чувствую себя не лучшим образом. Надеюсь, завтра мне будет лучше, потому что завтра моя очередь быть бачковым,[75]а это значит, что утром я должен встать раньше остальных, позаботится о еде, принести с камбуза молочный суп и убрать стол после еды. У моряков свой, отличный от всех других язык, но он мне нравится. Мы уже вполне овладели им и разговариваем только на нем, как настоящие бывалые моряки.

17 декабря 1943 г.

Два волнующих дня уже миновало. Но в нашем бараке сейчас все спокойно, поскольку отпускники отправились по домам. Нам, пока еще ожидающим своей очереди, непривычно находиться в тесном пространстве с немногими оставшимися.

Сегодня население нашего маленького барака уменьшилось еще на одного человека. И кто может сказать — счастливчик этот паренек или совсем даже наоборот? Пети Диттбернер. Из всех нас, штольпенских, он 1926 года рождения. Вчера он получил вызов из управления службы имперской трудовой повинности. Так что он досрочно завершил свой краткосрочный отпуск и в понедельник накануне Рождества убыл во Фридеберг.[76]Вот уж действительно невезение — это надо же, за три дня до Рождества куда-то добираться.

Вчера вечером у нас была тревога. Снова бомбили Берлин. Но бомбардировщики шли на него через Рюген, а мы остались в стороне.

Сегодня с утра для меня было настоящее Рождество, потому что я получил посылочку от своей сестры Эльфриды и письмо от Вальтрауд. Она очень радуется предстоящему мне отпуску. Просто чудесно, что у меня есть сестра, с которой мы так прекрасно понимаем друг друга. У нас с ней воистину одно сердце и одна душа. Мы прекрасно понимаем друг друга, и каждый доверяет другому то, что его волнует… Так пусть же все так и остается.

Во второй половине дня в 14.00 — тревога. Мы думали, что это учебная тревога, поскольку ей не предшествовало никакое «состояние боевой готовности». Но когда мы прибежали к орудию, увидели, что там уже все покрыто дымовой завесой. Над нашими позициями кружил самолет-разведчик. Сначала мы подумали, что это наш самолет. Но тотчас же поступил приказ «Наводчики, в укрытие!», а вслед за ним тотчас же «Залп!». Мы тоже вели огонь! Заградительный огонь! Собственно, мы должны были сделать только три выстрела, хотя в боевой горячке наше орудие выстрелило и в четвертый раз. За что тут же последовал разгон с командного пункта. Еще повезло, что орудие № 4 из-за задержки при заряжании сделало только один выстрел. (Перчатка Ладе Хойзера застряла в клиновом затворе и блокировала его.) Так что можно считать, один выстрел мы сделали за орудие № 4.

Попасть в самолет нам не удалось, хотя возможность имелась. Нам бы хотелось еще продолжать вести огонь, если бы команда «Отбой!» не поступила бы так быстро, как это бывает при внезапной тревоге. Поэтому сразу же после начались учебные стрельбы. Я не мог ничего толком соображать, в ушах еще гудело после боевой стрельбы. И почему я не заложил уши ватой, как предусматривалось инструкцией. К тому же я стоял сбоку от орудия, так как работал заряжающим.