Инстинкт Бабы-Яги - Дарья Донцова

Я промолчал. Абсолютно бесполезно говорить, что это оназадержалась, а я приехал вовремя.

Николетта всегда считает себя правой. Однажды она, каквсегда, прособиравшись, опоздала на поезд. В полном негодовании маменька влетелак начальнику вокзала и закатила скандал. Тот решил вразумить пассажирку:

— Но поезд ушел по расписанию!

— Ерунда, — рявкнула Николетта, — двадцатьминут роли не играют, он обязан был подождать меня. Какая безответственность!Укатить и оставить пассажирку на перроне. Вы за это ответите!

— Вы сами опоздали, — попытался отбитьсяначальник.

— Я? — возмутилась Николетта. — И что? Или,по вашему мнению, я должна была выйти из дома лохматой?!

— Но составы ходят по расписанию, — путеец все ещене понимал, с кем имеет дело.

Николетта ткнула в него пальчиком, украшенным антикварнымкольцом с изумрудом:

— Да? Теперь извольте вернуть его назад и посадитьменя.

Начальник вокзала разинул рот, ничего подобного ему до сихпор не приходилось слышать.

По салону машины поплыл тяжелый запах дорогих духов.Николетта обожает душные, терпкие ароматы. Когда фирма «Ив Сен Лоран» выбросилана рынок «Опиум», это было стопроцентное попадание в маменьку. У меня мигомначинает кружиться голова от обволакивающе сладкой вони. К тому же Николетта,проявляющая похвальную умеренность в употреблении косметики, при виде пузырькас туалетной водой теряет тормоза и одним махом опрокидывает на себя половинуемкости. Не знаю, как у остальных людей, а у меня в носу тут же начинаетсвербеть, потом я принимаюсь безостановочно чихать, после чего раскалывается отболи голова.

— Ну, Вава, поторопись, — тараторилаНиколетта, — к этому Розенкранцу запись за полгода. Спасибо, Кока мнепротекцию составила. Эй, эй, куда? Почему ты тут не повернул?

— Там запрещающий знак, — ответил я и открылпошире окошко.

В салон ворвался февральский, сырой, наполненный снегомвоздух. Но, поверьте, амбре бензиновых паров лучше, чем запах «Опиума».

— Ну и что? — ринулась в атаку настроеннаяпо-боевому маменька. — Экая невидаль, знак! Надо было там свернуть, теперьпридется делать круг. Ты забыл, что нам в шестнадцать ноль-ноль следует сидетьв кабинете?

— Успеем.

— Немедленно закрой окно, мне прическу растреплет.

Я чуть поднял стекло.

— Совсем, — велела матушка.

Пришлось подчиниться и всю дорогу слушать указания. «Красныйсвет, не забудь остановиться. Поверни тут. Не смей тормозить. Выбрось сигарету.Выключи радио. Закрой пепельницу. Не тряси на кочках. Смотри прямо. Держи руль.Немедленно причешись. Почему не надел костюм? Боже, какой отвратительныймилиционер! А-а-а, нас сейчас заденут! Скорей, скорей, влево, мы приехали.Опять остановил прямо в луже!»

Я вышел из машины и помог выбраться матушке.

— Вот у Коки есть водитель, — нервно вскрикнулаНиколетта, шагая к подъезду, — большой профессионал, его услуги стоятсущую ерунду, всего пятьсот долларов в месяц. Наверное, мне тоже придетсянанять человека, который умеет хорошо управляться с автомобилем.

Я потянул на себя тяжелую дверь.

— Боюсь, нам такой расход не по карману.

Маменька окинула меня возмущенным взглядом:

— Вот от своего мужа я никогда не слышала подобнойфразы.

И это правда. Отец был намного обеспеченнее, чем я.

— Ужасно ощущать себя нищей, — заявилаНиколетта, — значит, придется каждый раз безумно нервничать, выезжая издома с таким неумехой, как ты.

Затем, запахнув норковую шубку, она исчезла внутри здания.

Профессор Розенкранц оказался крохотным существом, ростом ивесом чуть больше кролика Филимона. Похоже, что самой крупной частью его телабыл нос, на котором сидели огромные нелепые очки в допотопной черной роговойоправе.

Николетта устроилась в кресле возле его стола и закинуланогу на ногу. Покачивая правой, обутой в белый узконосый сапог из лайковойкожи, она принялась излагать свои проблемы:

— Иногда я не могу разобрать, что написано в газете.

— Голубушка, — густым басом прогуделРозенкранц, — может, вам это и не надо?

— А в магазине великолепно вижу товар, разложенныйвдали, но перед носом все сливается.

— Очевидно, это старческая дальнозоркость, — мигомпоставил диагноз окулист.

— Какая? — взвилась Николетта. — Старческая?Вы что? Сказать такое женщине моих лет!

Розенкранц без тени улыбки ответил:

— Так ведь вам не тридцать.

— Но и не пятьдесят, — отбила маменька.

Я постарался сдержать усмешку. Даже в кабинете у врачаНиколетта ни за что не откроет свой возраст. Впрочем, она только что сказалаправду, ей и на самом деле не пятьдесят лет, а намного больше. Но, похоже, этотРозенкранц сам подслеповат.

Началась длительная процедура осмотра, прерываемая вскрикамиматушки: «Ой, какая смешная картинка!» или «Доктор, осторожней, у меня тушьстечет».

Примерно через час окулист вытащил бланки и заявил:

— Для вашего возраста зрительный аппарат сохранилсявеликолепно. Никаких признаков глаукомы. Легкую дальнозоркость спокойноустраним при помощи очков.

— Никогда, — отрезала Николетта, — ни за чтоне надену жуткие окуляры.

— Голу-убушка, — протянул профессор, — очки —единственный способ скорректировать зрение. Операцию делать не советую.

— Я уже один раз воспользовалась лазером, —кивнула маменька, — а толку чуть!

— Вот видите! — воодушевился врач. — Значит,выписываю очки.

— Я вовсе не желаю походить на сову Бумбу, —обозлилась матушка, — вот у Коки такие штуки, их всовывают прямо в глаза.Между прочим, при их помощи можно цвет поменять. Кока в тон платью теперь глазаносит. Я тоже такие хочу!

Я откинулся на спинку кресла — так, понятно теперь, почемуматушку повлекло к окулисту.

— Вы говорите о линзах, — недовольно заявилРозенкранц, — на мой взгляд, очки лучше.

— Хочу линзы! Разноцветные! — по-детски надулагубы Николетта.

Розенкранц пожал плечами, накорябал что-то на листочке ивручил его нам со словами: