Последний поезд в Москву - Рене Нюберг

Военное положение подорвало финскую экономику и крепче прежнего привязало ее к России. Из России поступало достаточно заказов на металлургическую продукцию, однако экспорт на Запад, кроме экспорта в Швецию, ослаб[137]. Уже после революции 1917-го волнения охватили и Финляндию, начались стачки. Русское слово “свобода” стало новым заимствованным словом, однако значение его изменилось. По-фински “svoboda” означала анархию.

В 1905 году финское войско было ликвидировано, воинская повинность заменена выплатами в казну – так называемыми солдатскими миллионами (это можно сравнить с тем, как платили российской казне некоторые татарские ханства). Поэтому финны не сражались в Первой мировой в рядах русской армии – за исключением профессиональных военных и нескольких сотен добровольцев. Тайно бежавшие из Финляндии в Германию егеря получили боевое крещение в окопах у латышских рек Лиелупе и Миса.

Когда короткая – всего три с половиной месяца – финская гражданская война завершилась в мае 1918-го, Россия только готовилась к противостоянию белых и красных, а вся Прибалтика была еще захвачена немцами. Эстония и Литва провозгласили независимость в феврале, Латвия – только в ноябре 1918-го.

Независимая Латвия утратила свои тылы. Ранее Рига была третьим по величине промышленным и портовым городом царской России[138]. О понесенных в связи с войной убытках и последующем восстановлении говорит изменение численности населения: в 1913-м оно составляло 472 тысячи, в 1920-м – 185 тысяч. К 1930 году количество жителей выросло почти до предвоенного уровня – 378 тысяч.

Связь с Москвой тем не менее сохранялась. К примеру, в 1920-1930-х годах Рига стала опорной базой немногочисленного московского дипломатического корпуса. И многие западные дипломаты, например Джордж Ф. Кеннан, изучали в Риге русский язык перед отправкой в Москву. После Второй мировой московское иностранное сообщество получало снабжение из Хельсинки.

С началом Зимней войны оказавшиеся в западне сотрудники финского посольства в Москве перебрались в Ригу после того, как нарком иностранных дел Молотов признал Финляндию находящейся под дипломатической защитой Швеции и согласился на обмен сотрудниками посольств. Прямой поезд в столицу еще независимой Латвии был самым надежным способом выбраться из советской столицы. После этого и вынужденным пленникам советской миссии на Альбертинкату в Хельсинки разрешено было покинуть Финляндию.

Экономический подъем в Латвии произошел благодаря развитию мелких производств и в особенности расцвету сельского хозяйства, на котором стали постепенно сказываться земельные реформы 1920–1937 годов. И в Латвии, и в Эстонии обширные земли немецкого дворянства раздали безземельным крестьянам. Половина латышских и эстонских крестьян не имела земли, и примерно половина земли и лесных угодий находилась в руках дворянства[139]. По мнению фон Рауха, самой радикальной была земельная реформа в Латвии. Она коснулась 1300 хозяйств, и 1,3 миллиона гектаров земли сменили владельцев[140].

Поговорка, в которой Латвия называется “жирной страной”, говорит сама за себя.

Валентина Фреймане рассказывает в своих воспоминаниях, что высококачественное латвийское сливочное масло в 1930-х годах можно было купить в берлинских магазинах на бульваре Курфюрстендамм, куда его привозили из Риги замороженным по железной дороге[141]. В 1938 году на сливочное масло приходилась примерно пятая часть всего латышского экспорта[142].

Кстати, прямая телефонная связь между Хельсинки и Ригой появилась в 1928 году[143].

Рига была в достаточной степени немецким городом, взять хотя бы тот факт, что официальным языком в городе вплоть до получения Латвией независимости был немецкий. Русский пришел на смену немецкому только в 1891-м. В 1897-м 42 % населения Риги составляли латыши, 26 – немцы, 17 – русские и 7 процентов – евреи[144].

После революции Рига стала одним из центров русской эмиграции, и там собралась всевозможная интеллигенция. В целом в независимой Латвии жило более 200 тысяч русских, большая часть которых была эмигрантами – то есть примерно столько, сколько было на тот момент в Берлине или Париже[145].

Федеральный канцлер Германии Гельмут Коль посетил Латвию всего однажды – на закате своего канцлерства в конце 1998-го. Увидев Ригу с ее кирхами, он, по рассказам, немало изумился: “Это же Любек, только без многоэтажных парковок[146].

В 1920-1930-х годах Рига была также центром еврейской жизни и культуры и самым заселенным евреями городом Прибалтики, поскольку Северный Иерусалим, такое название Вильнюс получил от Наполеона, относился в период между войнами к Польше.

История еврейских поселений в Латвии отличается от истории евреев в России и уходит в более давние времена. Петр Первый присоединил Эстляндию и Лифляндию, а также Ригу к России Ништадтским мирным договором 1721 года. Латгалия и Курляндия стали частью империи только после разделов Польши в 1772 и 1795 годах. Лишь относившуюся к Витебской губернии Латгалию – бывшую польскую Ливонию – Екатерина Вторая отнесла к черте оседлости вместе со всей Литвой и Польшей. Большевики же присоединили Латгалию к Латвии[147]. Большинство евреев перебралось в Ливонию только после признания независимости.

В Риге евреи селились начиная с 1840-х. Латышские евреи делились на две группы: перебравшиеся из Германии в Курляндию в XVI веке (говорившие по-немецки) и приехавшие из России и Польши (говорившие на идиш и знавшие русский). На рубеже столетий в крупнейшем городе Латгалии (тогда еще относившейся к Витебской губернии), Даугавпилсе, четвертую часть населения составляли евреи. Михаэль Вольфсон называет это явление, коснувшееся помимо Латвии и Эстонии также Чехословакии, двойной социализацией.