Круг Матарезе - Роберт Ладлэм

- Я понял.

- Оставь меня, Василий, - с трудом выговорил умирающий. - Делай то, что ты должен делать... Я задыхаюсь... Найди Скофилда. Найди Матарезе. Их надо остановить. Корсиканское безумие не должно распространяться...

- Корсиканское безумие?.. Значит, Корсика...

- Да. Может быть, там ты найдешь ответ. Много-много лет назад... Я не знаю...

Коронарная недостаточность вынуждала Роберта Уинтропа пользоваться для передвижения инвалидным креслом, но нисколько не сказалась на ясности ума и жизненной активности. Всю свою жизнь он провел на государственной службе. Но больше всего его занимала собственная персона.

Посетители его дома в Джорджтауне очень скоро забывали о существовании инвалидного кресла. Всем запоминался лишь облик самого хозяина: худощавая фигура, благородные манеры, оживленный интерес во взгляде.

Оставаясь аристократом, он был очень энергичен, большое состояние позволило ему не касаться бизнеса и торговли, и он занимался адвокатской деятельностью. Теперь, глядя на пожилого одряхлевшего государственного деятеля, кое-кто вспоминал Ялту и Потсдам, когда, почтительно склонившись, непримиримый молодой человек разъяснял суть дела и выдвигал контрдоводы, стоя рядом с креслом Рузвельта или за плечом Трумэна.

Очень многие в Вашингтоне, а также Лондоне и даже Москве полагали, что мир мог бы измениться к лучшему, будь Роберт Уинтроп государственным секретарем при Эйзенхауэре, но политические ветры подули в ином направлении, и выбор пал не на него. Зато позже с Уинтропом уже не могли не считаться; он был вовлечен в иную область государственной деятельности, захватившей его целиком. И на протяжении двадцати шести лет тихо и мирно занимался дипломатической работой в Государственном департаменте на должности старшего советника.

В самом начале этой своей деятельности он создал в рамках Госдепартамента отдел консульских операций (ОКО), организовав отборную команду специалистов. В течение шестнадцати лет из двадцати шести он оставался директором этой службы, а затем ушел в отставку. Полагали, что он устрашился того, во что со временем превратилось его собственное детище, но некоторые сочли, что его не устраивала лишь административная работа, не позволявшая самому принимать ответственные решения. Как бы там ни было, но последние десять лет со дня своей отставки он продолжал быть очень деятелен, и к нему постоянно обращались за советом и консультацией. Так было и сегодня.

В ОКО был уже новый директор - Дэниэл Конгдон, преуспевающий офицер разведслужбы, перемещенный в это спокойное кресло из ЦРУ. Он заменил команду Уинтропа новыми людьми и находил особое удовольствие в безжалостных акциях ОКО. Но он был человек новый, у него возникали трудности. Определенную сложность представлял для него сотрудник по фамилии Скофилд, и Конгдон не знал, как справиться с ним. Ему было ясно лишь одно: Скофилда надо убрать, удалить из Государственного департамента ради собственного блага. Действия Скофилда в Амстердаме не могли остаться безнаказанными, его сочли ненадежным, представляющим опасность сотрудником. Вместе с тем встал очень серьезный вопрос: насколько опасным окажется Скофилд, выйдя из-под контроля специальных служб при Госдепартаменте. Ведь этот человек знал о тихо плетущихся сетях деятельности ОКО более, чем кто-либо другой. А так как Скофилд появился в Вашингтоне и был привлечен к этой работе именно Робертом Уинтропом, Конгдон решил обратиться за советом к бывшему директору ОКО.

Уинтроп с готовностью согласился побеседовать на эту тему, но не у себя в кабинете и не в служебных помещениях отдела. За долгие годы работы в Госдепартаменте он уловил интересную особенность общения сотрудников: короткие загадочные фразы и реплики, звучавшие в служебных помещениях, превращались в свободные высказывания в приватной обстановке, и многое можно было узнать и понять лучше. Поэтому Уинтроп пригласил своего преемника на обед.

Трапеза закончилась - Конгдон не коснулся интересовавшего его вопроса. Уинтроп понимал, что, говоря на отвлеченные темы, его гость пристреливается.

- Не перебраться ли нам в библиотеку? Уинтроп выкатился из столовой, приглашая последовать за ним. Среди полок с книгами в серьезной обстановке хозяин сразу перешел к делу:

- Итак, вы хотите поговорить о Брэндоне?

- Да, именно так, - подтвердил Конгдон.

- Каким образом мы выражаем благодарность этим людям за все, что они для нас сделали? За все, чего они лишились... Ведь эта сфера деятельности лишает их многого, за подобную работу платишь ужасную цену.

- Они не занимались бы этой работой, если бы не хотели этого, - вежливо возразил Конгдон. - Если, конечно, их не понуждали к этому. А побывать там и выжить - это уже другой вопрос.

- Что вы хотите этим сказать?

- У меня нет уверенности на его счет, мистер Уинтроп. Я хотел бы знать как можно больше об этом человеке. Кто он? Что он из себя представляет? С чего он начинал?

- От Адама и до Потсдама?.. Это вас интересует? - Что-то в этом роде. Я просматривал его досье - и не раз, но мне все же хочется поговорить с человеком, который действительно знает его.

- Не уверен, что вам удастся найти такого человека. Брэндон... - Пожилой государственный деятель улыбнулся и помолчал мгновение. - Между прочим, его зовут Брэй, а почему - я никак не мог понять. Это последние сведения о нем в дополнение к досье.

- Это как раз одна из загадок, которую мне удалось разгадать, - с улыбкой усаживаясь в кожаное кресло, произнес Конгдон. - Когда он был мальчиком, его младшая сестра не выговаривала его имя - Брэндон. Она называла его Брэй. Так и прилипло...

- Это, видимо, появилось в его досье уже после моей отставки. Воображаю, что там было много чего добавлено. Что же касается его друзей либо отсутствия таковых, то он просто замкнутый человек и стал еще более замкнут с тех пор, как умерла его жена.

- Она убита, не так ли? - очень тихо спросил Конгдон.

- Да.

- В следующем месяце ровно десять лет с тех пор, как она была убита в Восточном Берлине? Верно?

- Да.

- И в следующем месяце исполнится десять лет, как вы оставили руководство отделом консульских операций... высокопрофессиональным объединением, которое вы лично создали?

Уинтроп повернулся в кресле и смерил взглядом нового директора.

- То, что я задумал, и то, что из этого получилось, - две совершенно разные вещи. Этот отдел был задуман как инструмент гуманной филантропической деятельности, призванный содействовать устранению недостатков беспощадной политической системы. Со временем - и обстоятельства служат тому оправданием - цели его сузились. И там, где начинали тысячи, остались сотни. Затем их число сократилось: теперь работают лишь десятки. Мы потеряли интерес к огромному числу мужчин и женщин, обращавшихся к нам ежедневно, и стали прислушиваться к тем немногим избранным, чьи сведения были сочтены более ценными, чем информация обыкновенных людей. И получился отдел, который объединяет горстку ученых и военных. В мое время все было не так.