Последняя любовь Гагарина - Дмитрий Бавильский

Понятно, что случай, но очень уж символический. Можно сказать, закономерный. Скоро сорок, а ни котёнка, ни кутёнка. Может, и правда собаку завести. Но с ней же в ресторан не пойдешь, а гулять нужно – каждый день, утром и вечером. А кто будет оставаться с псом во время его дежурств?

С одеждой вроде решил. Что-то неброское, небрежное. Общеупотребимое. В конце концов, про фрак и бабочку в приглашении ничего не сказано.

А может, вообще не идти? Подумал – и гора с плеч, сразу позвоночнику легче. Растянулся в кресле, вытянул натруженные ноги.

А тут народ стал в ординаторской собираться: праздник как-никак. Гагарин никогда не принимает участия в организационной возне, сидит молча, улыбается. Он же всегда в стороне. Он же всегда где-то сбоку.

Судьба у него такая.

39

Реанимация, наиболее рисковое и трудное медицинское дело, никогда не пребывает при деньгах, очень сложно образовать финансовые излишки при экстренных и незапланированных случаях. Да и смертельные исходы слишком часты, никакого рыночного механизму, как ни крути, не включается. Реаниматологи, анестезиологи…

Странный, вообще-то, выбор. Понятно, когда идут на стоматологию, то подразумевают большие деньги, патологоанатомами устраиваются те, кому охота пуще неволи, но вот кто идёт в реаниматологи? Никакой логики, кроме азарта и страсти до предела усложнять, уплотнять себе жизнь.

На самоопределение Олега Гагарина повлияла пасхальная история, свидетелем которой он оказался в глубоком детстве. Ему было тогда лет пять, самое начало человеческой сознательности. Гагарин вспоминает народное гулянье на ослепительно белом снегу, чистый Кустодиев – с румяным сибирским народом, лавками-палатями, недорогими угощениями.

Он идёт по склону пологого холма вместе с родителями (отец ещё жив и трезв), снег блестит, как в мультике, вдруг впереди какое-то смещение, уплотнение психической энергии: лошадь, обряженная разноцветными лентами, лягнула мужичка, ровно в голову, разбила череп. Распластанный тулупчик. Мятый снег. Неестественно плотная кровь. Смешиваясь со снегом, кровь остро так пахнет…

Олег стоит заворожённый, потом, отстав от родителей, оказывается в ближайшем травмпункте, где пострадавшему оказывают первую помощь – рана излишне подробна, череп раздроблен на мелкие осколки, острые края которых впиваются в доли головного мозга – вон он, неестественно бледного цвета, его тоже видно.

Потом, много позже, во второй серии про каннибала Лектора Гагарин увидит нечто подобное и смутится, словно бы на сеансе психоанализа врач задел причину его детской травмы, ощущение мимолётное, но весьма сильное.

Помощь пострадавшему оказывал молодой врач, рыжий, в роговых очках… Недавний студент, скорее всего. Еврейчик, роскошные кудри, умный взгляд. Столовой алюминиевой ложкой (ничего больше нет под рукой, изба пуста и неуютна) он осторожно выуживает обломки черепа из студенистой массы. Высовывая язык от напряжения (ответственность понимает). Как можно меньше задеть мозг.

– Интересно, какие задетые осколками центры пришлось убрать, за что они отвечают? Как ты думаешь? – обращается врач к оцепеневшему пятилетнему Олежке (больше обратиться не к кому), который во все глаза наблюдает за операцией, забывая даже смаргивать. Сглатывать.

40

Праздник так праздник. Кто-то принёс водку, кто-то копчёное мясо. Голубоглазый блондин Гена Денисенко пришёл с парой бутылок красного вина. Сделайте нам красиво. Медсестры нарезают закуску. Запах еды вытесняет прочие запахи – больницы, усталости…

Долго ищут штопор. Его опять кто-то унёс, спёр. Сначала пробку пытаются расковырять, да только раскрошили стеклянные края. Умудрились же. Олег бы сделал всё иначе, ловко, аккуратно. Сделал бы, но не стал. Не царское это дело. Теперь Гагарин наблюдает, как Денисенко с меланхоличным видом возится с плотной пробкой. Открывание вина без штопора – некрасивый мужской спорт.

Денисенко пытается пробить пробку внутрь. Изящно не выходит. Нож слишком толстый, вилка гнётся, поднесли ножницы. Геннадий Юрьевич – опытный хирург, должен справиться.

Гена и старается, пыхтит, напрягает весь свой двухметровый рост. Морщит лоб. Внешность у Денисенко, как у генерала вермахта, строгий взгляд, густые брови вразлёт, мощный лепной подбородок с обязательной для Терминатора ямочкой, а душа – тонкая, уступчивая. Отчаянно детская… несколько раз они работали в паре, и Олега удивлял этот поразительный контраст между формой человека и его содержанием.

Вот и с вином Денисенко возится, потому что хочет сделать всем хорошо. Красиво. Чтобы все были рады. Давит на ножницы богатырским торсом, наконец, пробка не выдерживает, проскальзывает внутрь. Денисенко не успевает убрать пальцы, ранится, вино выплескивается и смешивается с кровью. Гена багровеет. Медсестра участливо протягивает флакон с йодом.

– Не сильно поранились, Геннадий Юрьевич?

Но Геннадий Юрьевич думает явно о чём-то ином. Заворожённо смотрит на палец, с которого капает кровь, не торопится взять склянку с йодом. Кто-то из коллег хлопает его по плечу, выводя из ступора.

– Парень, какие проблемы?

Денисенко медленно обводит всех взглядом. Гагарин мнёт на узких губах своих слово приветствия или утешения, протягивает к бутылке руку (он ведь настроился вино пить, перед рестораном-то, чтоб расслабиться), мол, всё нормально, ничего страшного, давай-давай, мы не брезгливые, крошки сдунем и порядок. Но Гена шарахается от него, как от чумного, и вместе с бутылкой выходит.

Странная сцена. Гагарин пожимает плечами. Что ж, придётся пить водку.

41

После третьей рюмки напряжение окончательно отпускает. Теперь Гагарину всё равно, как идти в ресторан. И с кем. И в какой одежде. Нынче в моде стиль «честная бедность». Гагарин проводит рукой по седой чёлке. Гагарин смотрит на себя в зеркало, подмигивает себе. Мол, ничего, макак, повоюем. Прорвёмся. No pasaran!

После четвёртой Олегу надоедает брататься с коллегами, включает тормоз и начинает тихо собираться. Веселье гудит и не замечает его маневров. Вдруг к нему подбегает разгорячённая медсестра Анечка Л., мол, Олег Евгеньевич, куда ж вы так рано, всё ещё только начинается.

Анечка симпатизирует Гагарину, постоянно оказывает знаки внимания. А он вздрагивает. Особенно невыносимо, когда их дежурства совпадают. Происходит это часто, и Олег подозревает, что Анечка специально просит поставить её в пару к доктору Гагарину.

Но она категорически не нравится Олегу. Она глупа и бесцеремонна, считает он. Но виду не подаёт: отношения в коллективе – материя тонкая, важная. Мало ли что…

Гагарин молча отмахивается от Анечки, мол, идите, Анечка, идите и не мешайте. Хотя проскакивает хмельная залётная мысль взять её с собой в ресторан. Тем более что Анечка начинает плести светские разговоры.

– Ну, как там ваш олигарх больной? – это про одного поступившего на днях пациента, которого Гагарин ведёт.