От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника 1941-1945 - Петр Боград

Вот и весь приказ. Я знал, что мне надо делать, а этот приказ командира накануне грозных событий в душе рассмешил меня.

Пехота первого эшелона дивизии начала атаку не одновременно после артиллерийской подготовки, так как некоторые роты не успели позавтракать и, как говорят, вместо атаки начали делить сухари. Естественно, первый бросок сразу же захлебнулся в крови.

После плохо проведенной артиллерийской подготовки почти все финские артиллерийские батареи ожили и открыли огонь по нашим боевым порядкам. Командир полка Юсупов по логике вещей должен был бы остановить мой батальон. Однако он этого не сделал, и батальон настолько приблизился к впереди наступавшим частям, по сути стоящим на месте, что также попал под огонь артиллерии финнов. Спасло положение то, что я хорошо знал этот район, где находились пустые блиндажи, траншеи, и очень быстро рассредоточил батальон по этим укрытиям.

Однако не обошлось без первых жертв и раненых. У меня до сих пор перед глазами лицо солдата, лежащего на носилках: лицо белое как снег. Однако он был в шоке и, несмотря на раздробление костей таза, ранение в живот, он бодро рассказывал, что с ним произошло. Его быстро унесли, однако вряд ли он остался в живых.

Когда батальон был укрыт и я стал разбираться, где же впереди наступающие, то оказалось, что две роты 94-го стрелкового полка лежат впереди батальона, в 250–300 метрах. Стало известно, что одна рота выдвинулась на один километр вместе с комбатом Мусабировым и ведет бой на краю болота Куйдо-болото в полуокружении. Выход у нее только один – через непроходимое болото, но это верная смерть.

Я доложил командиру полка Юсупову, он ответил: «Жди моих указаний, я доложу командиру дивизии». Вскоре я получил приказ ударить одной ротой в направлении Куйдо-болота, где окружен Мусабиров. Буквально через 15 минут рота старшего лейтенанта Маслова, самая быстроходная, помчалась по лесу на лыжах и буквально через 30 минут, развернувшись с ходу, стрельбой из автоматов атаковала финнов, отбросила их и соединилась с подразделением Мусабирова. Там оказались стрелковая и минометная роты его батальона и 45-миллиметровый взвод орудий на санях с лямками (без лошадей, орудия таскали по снегу расчеты). Воспользовавшись удачной атакой второй роты, я ввел в бой роту капитана Никитина и почти два взвода пулеметной роты, что дало возможность расширить фронт наступления и углубиться на полтора-два километра в глубину обороны финнов, до населенного пункта 31-й квартал (не дошли 500 метров). Эта весть взбудоражила командира дивизии, и он приказал всем частям атаковать противника. Однако все попытки в течение последующих четырех-пяти дней успеха не имели. Мы несли потери и продвинуться вперед не смогли. На этом, можно сказать, «весеннее наступление войск 7-й отдельной армии» было окончено!

За активные действия моей второй роты командир роты Маслов был награжден орденом Красного Знамени. Я получил звание капитан.

Все остановилось, кругом распутица, грязь, бездорожье. Боеприпасы и питание подносили на плечах за 15–20 километров из тыла. На это было задействовано все, что находилось во втором эшелоне. Я же со своим батальоном оказался на переднем крае и вскоре сменил подразделения 94-го стрелкового полка, перейдя к обороне на фронте протяженностью пять километров. Несколько дней ушло на расстановку огневых средств с учетом местности: леса, болота, озера.

За это время мы в батальоне сократили нейтральную полосу между нами и финнами с одного километра до 250–300 метров, занимая каждую ночь небольшие безымянные высотки в нейтральной полосе, а когда финны спохватывались, мы уже были рядом. Устроили завалы в лесу, заминировали открытые танкодоступные участки. Жизнь в обороне была насыщенна.

Когда же определился устойчивый боевой порядок, я, по предложению командира пулеметной роты, организовал стрельбу кочующих пулеметных батарей на большие дальности в полтора-два километра. Это внезапная залповая стрельба пулеметной батареи была настолько эффективной, что финны не выдерживали и открывали огонь из артиллерии по нашим боевым порядкам, однако пулеметную батарею поразить не могли, так как безымянные высотки не нанесены на карте и трудно было определить их местоположение, тем более что стрельба шла из закрытых позиций.

Я же с высокого дерева, то есть со своего НП, вел наблюдение за результатами стрельбы. Мы часто стали вести огонь по скоплениям финнов. Результаты бывали значительные – паника и много раненых. Долгое время – более двух недель – они нащупывали позиции пулеметных батарей, однако им так и не удалось их обнаружить. Очень сильно мы беспокоили финнов своими снайперами, которые в течение ночи занимали позиции вблизи финнов, маскировались и днем уничтожали противника. Однажды и я попал под огонь финского снайпера, однако Бог меня миловал, остался жив. Так до конца мая месяца батальон оборонялся активно. С 20 мая по 23 июня батальон находился во втором эшелоне 326-го стрелкового полка в лесу южнее реки Яндеба (район Ван-озера). Личный состав приводился в порядок после весенних боев и занимался боевой подготовкой.

Впервые после тяжелой зимы личный состав батальона, выйдя во второй эшелон, получил возможность хорошо искупаться и пройти через «вошебойку». Очень мы все завшивели, и подвижное санэпидотделение во главе с ленинградкой Лидочкой Самариной – товарищем старшим лейтенантом медслужбы – очень хорошо поработало. Могу с уверенностью сказать: после этого в батальоне вшей не было, а у меня – до самого конца войны.

В начале июня 1942 года командир полка, к этому времени подполковник Запирич, приказал мне провести батальонные учения с боевой стрельбой. Учение я провел, видимо, хорошо. А присутствовавший командир дивизии полковник П. В. Гнидин объявил мне, что я скоро буду начальником штаба полка. Я согласился. Однако на второй день батальон был поднят по тревоге и получил задачу сменить подразделения отдельной морской бригады и занять оборону восточнее Куйдо-болота до Ур-озера протяженность семь километров по фронту. Так начался новый этап боев в обороне. Это несколько задержало мое назначение.

Сюда, на этот участок, вскоре прибыл ко мне в батальон командующий 7-й отдельной армией генерал-лейтенант Трофименко[14]. Внешне очень красивый человек, спокойный, выдержанный. Ни разу за время нахождения в батальоне не повысил голоса, очень подробно интересовался делами батальона, очень много интересовался лично мною. В батальоне мы его угостили обедом из лосятины – накануне лось подорвался на мине. Накануне приезда командующего армии мне наговорили много страшилок о его поведении. Предупредили, что он ходит по переднему краю во весь рост, пулям не кланяемся и не терпит суетливых и трусливых офицеров.