Зачем жить, если завтра умирать - Иван Зорин

- Невыносимо оставаться наедине с собой, - вдруг сказал Лецке. - Вот и вся правда. А путешествия - это бегство от себя.

Гости натянуто улыбнулись.

- Антон посещает психологические курсы, - в повисшей паузе пришла на помощь жена Лецке. - Ему везде мерещится психоанализ.

- Замечательное начинание! - преувеличенно радостно поддержал муж. - Всё - психология. Например, в Бутане, нищем по нашем меркам, своя национальная идея. Там стремятся не к материальному благополучию, а к душевному равновесию. Увеличивают не доходы на душу населения, а, если угодно, количество счастья. Такова их концепция.

- Мою бухгалтерскую душу это поразило, - подхватила его жена. - Там живут так, будто не в деньгах счастье. - Она добродушно рассмеялась.

- Воруют? - угрюмо буркнул Лецке. - Или уже нечего?

- Нет, у них за воровство руку рубили, отучили.

- А нашим хоть обе руки отруби, всё равно утащат.

Обед был испорчен. Скомкав разговор, гости распрощались.

- Ты невыносим, - прошипела жена Лецке. - Меня-то ладно, но зачем обижать ни в чём не виновных?

Лецке посмотрел на злое лицо жены, и ему стало неудобно. Действительно, причем здесь они? Он еле сдержался, чтобы не попросить у жены прощения. Гремя посудой, жена ещё долго расписывала достоинства приглашённых, по сравнению с которыми её муж полное ничтожество, но её бесило только то, что она потерпела неудачу и не смогла навести с ним мосты.

От чтения Юнга и Ламброзо не пробуждается инстинкт убийцы, как не приходит успех от изучения Карнеги. Навык обретают лишь на практике.

Не проходило дня, чтобы Мезряков не возвращался к мысли о смерти. В сущности, отношение к ней было доминантой его характера, определившей всё остальное поведение. Иногда он думал о смерти отстранённо, вспоминал высказывания философов, которые рассуждали так, точно самих она не коснется, иногда же отчётливо видел ограниченность своего бытия и тогда впадал в состояние, пришедшее в раннем детстве, на даче, когда в летний жаркий день он стоял посреди залитой солнцем поляны, утопая в море пестрого разнотравья. Вот она, загадка сфинкса, в которой он с тех пор не продвинулся ни на йоту! Вот оно, жало в плоть! Вглядываясь в солнце, рискуешь ослепнуть, и Мезряков, в качестве затемнённого стекла не придумал ничего умнее алкоголя. Когда от мыслей о собственной бренности его охватывал ужас, а в горле вставал ком, он прикладывался к бутылке. Впрочем, никогда не напивался, одну-две рюмки было достаточно. Алкоголь действовал умиротворяющее, спазм в горле проходил, и клонило в сон. Каждый справляется со своими тревогами как может, привыкая к хроническим болячкам, научаясь с ними жить. Пугают только новые. И Лецке был для Мезрякова одной из них. Целыми днями он не шёл у него из головы, точно колючка, цепляясь за каждую мысль, демонстрируя Мезрякову свое всесилие. От него невозможно было избавиться, а ночью Мезряков видел сон.

Грязный небоскреб на городской окраине, с разбитыми окнами и лупившейся на стенах краской охраняет старый привратник. На воротах висит амбарный замок, в который вставлен тяжёлый чугунный ключ. Ночь, на ветру качается фонарь, бросая жёлтые пятна на булыжную мостовую. Хромая, старик-привратник отходит за угол по нужде. Слышится шум льющейся струи. На мгновенье вход остаётся свободным, и к нему вспугнутой птицей метнулась тень. Со скрежетом поворачивается ключ. В подъезде достаточно светло, видно, как худощавый мужчина, пригнувшись, взбегает по лестнице. Лифт с треснувшим зеркалом поднимает его на верхний этаж. Кабина трясётся. В осколке зеркала мужчина, поплевав на ладонь, разглаживает волосы. Они черны как смоль. Но на висках уже появилась седина. По этажу бесцельно слоняются старики. Пустые глаза, беззубые улыбки. Время стирает различия, в потёртой ветхой одежде они выглядят совершенно одинаково, точно это двигается один старик, многократно отраженный в череде зеркал. На мужчину не обращают внимания. Кругом плесень, в пыльных окнах едва мерцают звезды. Дом для престарелых, в котором остановилось время. В холе на обшарпанных креслах расселись постоянные обитатели небоскреба - пауки в паутине. Мужчина выходит на середину. Некоторые его узнают. На лицах мелькает удивление, страх, любопытство. Гремя ключами, появляется запыхавшийся привратник. Мужчина вскакивает на стул. Взвизгнув пружинами, тот выдыхает пыль.

- Посмотрите, в кого вы превратились! Вы избегаете зеркал, иначе бы сошли с ума или умерли.

Мужчина говорит громким, уверенным голосом. Привратник пытается стащить его со стула. Мужчина отталкивает его, указывая на него пальцем.

- Он правит именем того, кого вы так давно не видели, что наверняка забыли! А там, - палец переводится в окно, - жизнь, страдания, любовь.

- Там - ад! - беззубым ртом кричит привратник. - Не соблазняй их!

- Они уже не дети, - смеётся мужчина. - У каждого за плечами жизнь.

Привратник оборачивается к старикам. Он смотрит на них свысока, с нескрываемым презрением, отделяя себя от них, - как же, он привратник! Потом снова поворачивается к мужчине.

- Тебя изгнали, зачем вернулся?

- За вами. Да, я король ада, Люцифер. Но разве здесь лучше? Как можно терпеть всё это? Я даю вам шанс. Вы можете заново начать жить. Любить, ненавидеть умирать. Лучше сгореть, чем сгнить! Кто со мной?

Он бросается к выходу. Ангелы, оставив гремевшего ключами святого Петра, толпой валят из рая.

Ещё не проснувшись, Мезряков понял, что его Люцифер, взбунтовавший райские кущи, один в один Антон Лецке.

По буграм занавесок плыла луна. Уже громыхали первые трамваи. Пытаясь снова уснуть, Мезряков стал их пересчитывать. Но сон не шёл. До утра Мезряков ворочался, перекручивая свалявшиеся простыни.

Его мысли:

"Какая глупость! Каждый из нас видит в другом человека, а в людей не стреляют. По крайней мере, мы. Просто не сможем. В этом надо было практиковаться с юности, а сейчас уже поздно. Нельзя убивать, и - баста! Запрещено воспитанием, моралью, привычкой, да какая разница, чем угодно. Это непреложный факт. В нашем возрасте умышленно стать убийцей - всё равно, что футболистом высшей лиги. Это невозможно, потому что невозможно никогда! А вдруг? В чужую душу как заглянуть? Своя-то потёмки.

Мезряков заскрипел зубами.

Уснуть ему так и не удалось. А утром после долгих колебаний он набрал номер Лецке.

- Антон, - Мезряков сделал паузу, чтобы Лецке заметил, что к нему обращаются по имени, - что мы хотим доказать? Что проверить? Кто из нас круче? Так это глупо. Узнать, на что способны? Но, боюсь, мы заплатим слишком высокую цену. А иначе как проверить собственные возможности? У меня появились соображения, давайте встретимся. Как насчет вечера?

- Вы что же, сломались? - хрипло рассмеялся Лецке.

Мезряков пропустил мимо.

- Жду вас в девять у памятника Грибоедову.

Он дал отбой.