Полосатый катафалк - Росс МакДональд

— Пару месяцев назад приезжал сюда один мой приятель из Лос-Анджелеса. Интересно, ему вы тоже делали прививку?

— Какой он из себя?

Я описал Берка Дэмиса.

Она задумчиво скривила рот.

— Вроде делала. У него такие же мощные бицепсы, как у вас. Но ему не понравилось, что надо сделать укол. Изо всех сил пытался отвертеться.

— Когда это было?

— Если скажете его имя, могу сообщить точную дату.

— Квинси Ральф Симпсон.

Открыв один из ящиков стола, она начала просматривать картотеку, затем извлекла одну из карточек.

— Вот, пожалуйста. Симпсон. Двадцатого мая.

Это означало, что Берк Дэмис прибыл в Мексику через два дня после того, как настоящий Ральф Симпсон в последний раз приехал домой. И еще это означало, что Симпсон скорее всего был убит между восемнадцатым и двадцатым мая — возможно, тем человеком, что воспользовался его именем.

— Очень симпатичный молодой человек, — сказала женщина. — Когда я сделала ему прививку, мы очень мило побеседовали.

— О чем?

— О том, что у меня в Лос-Анджелесе дочь. Еще он интересовался, не от землетрясения ли это. — Она показала рукой на трещины в стене.

— Я хотел спросить то же самое.

— Это не землетрясение. Это ураган. Он чуть не вырвал из земли эту часть здания. Вы не поверите, что его построили десять лет назад.

Снова возник человек в оливковой форме, приведший новых жертв, супружескую парочку, ссылавшуюся на то, что их предупреждали: все формальности можно уладить непосредственно в Мехико-Сити. Женщина одарила их материнской улыбкой.

Когда мы сели в Гвадалахаре, начался ливень, словно наш самолет прорвал перепонку в нижних слоях атмосферы. Пока мы шли от самолета к зданию аэропорта, я держал над головой газету, но все равно промок насквозь и одежда липла к телу.

Обменяв мокрые доллары на сухие песо, я попросил кассира подыскать мне таксиста, говорящего по-английски. Тот перепоручил это носильщику, вскоре вернувшемуся с человеком в пластиковом плаще, улыбавшимся из-под мокрых усов.

— Куда прикажете, сэр?

— В Ахихику, если там есть отель.

— Есть, сэр, и очень симпатичный.

Через покрытую лужами стоянку он провел меня к почти новой «симке». Я сел на переднее сиденье.

— Мокрая погодка!

— Да, сэр.

Около получаса он угощал меня отрывками своей биографии. Как и медсестра, он выучил английский, когда жил в Центральной долине.

— Я был мокроспинником[7], — сообщил он не без гордости. — Трижды переходил границу. Дважды меня ловили и возвращали обратно на автобусе. Третий раз повезло, я добрался до Мерседа. Там и работал на полях четыре года. Знаете Мерсед?

— Знаю. Как условия труда?

— Не очень. Но платили хорошо. Я заработал достаточно, чтобы вернуться домой и завести свое дело. — Он похлопал по рулю «симки».

Черные холмы остались позади, мы выехали к озеру. Тускло заблестела водяная гладь, испещренная волнами. Из-под самых фар врассыпную бросилась стайка ослов. Я глянул на них в заднее стекло, залитое потоками дождя: они казались странными карикатурами на лошадей.

Из темноты впереди стали выступать башни церкви, а за ними дома пониже. Дождь лил не так сильно, а когда мы доехали до городка, и вовсе прекратился. Хотя был уже одиннадцатый час вечера, у дверей домов копошилась детвора. Взрослые прогуливались по моментально просохшим улицам, мощенным булыжником.

На углу центральной площади старуха в платке продавала что-то вроде рагу из большого горшка, стоявшего на деревянном столике. Я успел почувствовать странный пряный запах кушанья, когда мы проезжали мимо: в этом запахе была надежда и сомнения. Короче, запах Мексики.

Когда мы оказались в posada[8], я почувствовал себя ближе к дому. Ночной портье оказался американцем средних лет по имени Стэси. Он обрадовался моему появлению. Вестибюль с колоннами имел запущенный вид. Стэси, я и мой таксист, зашедший в отель, были единственными живыми существами в обозримом пространстве.

Стэси обхаживал меня так, словно совмещал в себе весь обслуживающий персонал отеля.

— Ну, разумеется, для вас найдется место, мистер Арчер, — говорил он. — Можете выбирать любой из очень милых отдельных домиков.

— Мне все равно. Я проведу, скорее всего, одну ночь.

Это сообщение не обрадовало его, но он вежливо сказал:

— Сейчас вышлю человека за вашим багажом.

— У меня нет багажа.

— Но вы промокли насквозь.

— Знаю, но мой костюм быстро сохнет.

— Нельзя же, чтобы он сох на вас. — Он сочувственно поцокал языком. — Послушайте, мы же с вами почти одного роста. Могу одолжить вам брюки и свитер. Если вы, конечно, не хотите сразу же завалиться спать.

— Нет, пока не собираюсь. Вы очень любезны.

— Для соотечественника я готов на все, — усмехнулся он, но в общем-то не шутил.

Через мокрый от дождя сад он провел меня к одному из коттеджей. Домик был чистый, просторный, с камином. Прежде чем уйти, Стэси предупредил меня, что пользоваться можно только кипяченой водой и для питья, и для чистки зубов. Я зажег камин и повесил сушиться мокрый пиджак на крючок над каминной полкой.

Вскоре вернулся Стэси с охапкой сухой одежды.

Его крупное лицо с пористой кожей светилось от щедрости и пропущенного между прочим стаканчика. Фланелевые брюки оказались чуть широковаты в поясе. Я подпоясался своим ремнем и надел голубой свитер Стэси с высоким воротом. Слева, где сердце, было вышито большое "С", наподобие мишени. От свитера пахло тем сосновым дезодорантом, что навязывают покупателям, желающим выглядеть настоящими мужчинами.

— А вам идет, — заметил Стэси.

Он смотрел на меня с завистью. Возможно, он видел во мне самого себя с татией поуже, плечами пошире и десятью лишними годами, которые можно прожить по-другому. Узнав, что я собираюсь в город, он еще больше расстроился, ибо предвкушал разговор о смысле жизни у камина.

Стэси знал, где живут Хэтчены, и объяснил таксисту по-испански, как проехать. Мы оказались на улице без названия. На стене углового дома краской было выведено: «Crisuanismo si. Communismo no»[9]. Писал непрофессионал.