С мечом кровавым - Пирс Энтони

— Из-за другой любви, — печально проговорила Восторг.

— Что я предпочел бы не подвергать ее таким испытаниям, — но она, конечно, знает и об этом. Мое чувство и уважение к Орб на самом деле не изменились; они были просто вытеснены. Тем не менее я думаю, что было бы лучше нам не встречаться снова.

— Может, мне следует повидаться с ней, чтобы объяснить…

— Нет. Она все знает — если желает знать. Мы должны предоставить ей жить ее собственной жизнью, которая, безусловно, будет необыкновенной. С помощью кольца Орб сможет найти Ллано, ту песню, которую искала; по крайней мере в этом я, возможно, помог ей.

— Если ты уверен…

— Ты делала все, чтобы защитить ее, не отвращать от нее мою любовь, — напомнил Мима принцессе. — Намеревалась убить себя. Но случилось по-другому, потому что ты есть ты, а я есть я, и Замок таков, каков он есть. Теперь у нас иное бытие, и я бы не изменил его, даже если бы мог.

— И все-таки я чувствую вину…

— Я ощущаю то же, что и ты. Однако мне кажется, что это пройдет.

Это прошло еще до того, как истек месяц.

Прибыл всего один ковер, однако он был достаточно просторным для них обоих. Мима и Восторг взошли на него и, задернув занавески, снова предались любви, пока ковер нес их обратно в какое-то из княжеств.

Оказалось, что они прилетели в Гуджарат, где уже поджидал Раджа.

Мима вышел и протянул руку, чтобы помочь принцессе. Ей пришлось наскоро приводить себя в порядок, тем не менее выглядела она потрясающе.

— Ваше Величество, я принимаю эту женщину, принцессу Малахитовый Восторг, мою нареченную, — официально пропел Мима. — Ее, и только ее возьму я в жены.

Раджа кивнул с холодным удовлетворением:

— Да будет так.

Начались приготовления к свадьбе. А пока Восторг оставалась почетной гостьей во дворце Раджи в Ахмадабаде. Считалось, что она спит одна; в действительности же Восторг ночью приходила к Миме. Разумеется, дворцовые слуги обо всем знали, а соответственно был в курсе дела и Раджа, но его это мало беспокоило, поскольку именно такого исхода он и хотел. Теперь два княжества были вовлечены в запутанные переговоры относительно точного размера и содержания приданого, но было совершенно ясно, что в итоге они подпишут приемлемый брачный договор. Тем временем Гуджарат и Махараштра стали союзниками, что способствовало политическим интересам обоих княжеств.

Мима углубился в дела государства, так как согласие на помолвку влекло за собой и участие в управлении страной. Ему предстояло стать следующим раджой, а для того чтобы набраться опыта, в запасе было всего три года. Чтобы не заикаться. Мима говорил речитативом, и если кому-то это казалось смешным, то он скрывал свое мнение самым тщательным образом, ибо Раджа издал указ, что всякий, насмехающийся над чьей-либо манерой говорить, должен быть немедленно обезглавлен. В первый день когда Мима покинул дворец, некий человек смеялся над замечанием товарища, которое, возможно, и не имело отношения к принцу; всадники тут же врезались в толпу, сбивая наземь тех, кто замешкался убраться с дороги, и отхватили весельчаку голову, — а на всякий случай и его приятелю. Теперь ни у кого никакая тема не вызывала и тени улыбки, покуда поблизости находился принц Гордость.

Положение в Гуджарате было не идеальным. Значительная часть населения страдала от нищеты, а среди низших каст был даже голод. Проблемы носили двоякий характер: жестокая засуха уничтожила урожай риса в центральной части княжества; бичом прибрежных районов стала перенаселенность. Прокормить всех этих людей было бы трудно даже при хорошем урожае, а при нынешнем состоянии дел это было попросту невозможно.

Мима на своем княжеском ковре летал в наиболее бедствующие области. Там он видел распростертых на земле людей, у которых не было ни крова, ни способности работать. Государственные чиновники раздавали им суп, однако он был жидок и его не хватало; такая помощь могла лишь продлить жизнь, но не изменить ее. Раздача пищи проводилась справедливо и упорядочение»; просто супа было недостаточно, чтобы накормить всех.

Мима вспомнил о тех двух годах, что он провел в заточении во дворце. Ему подавали редчайшие деликатесы, все его слуги и наложницы питались отменно. Теперь он корил себя за эгоистичное пренебрежение делами княжества в то время, когда зарождались предпосылки нынешней ситуации. Если бы он раньше исполнил свой долг и принялся за работу, для которой был предназначен, то, возможно, сумел бы хоть немного смягчить страдания соотечественников. Сколько добрых граждан умерло от голода, в то время как он изводил отца отказами выполнить свой долг?

Однажды, когда Мима стоял, обозревая эти отвратительные картины, он заметил человека, который бродил среди умирающих. Принц махнул министру, и тот поспешно приблизился.

— Кто этот человек? — осведомился Мима.

Чиновник озадаченно огляделся.

— Принц, о ком вы говорите?

— Вон о том человеке в черной накидке, — пропел Мима.

Министр снова внимательно посмотрел, куда указывал принц, и поднял брови:

— Я не вижу никакого человека.

Миме это надоело. Он зашагал вперед, а министр потрусил следом. Они подошли к человеку в хламиде, который склонился над одним из соломенных тюфяков.

— Ты! — позвал Мима. — Назови себя!

Человек не обратил на него никакого внимания. Разгневанный неуважением, Мима встал прямо перед ним.

— Отвечай же, а не то берегись!

Человек медленно поднял голову. Под капюшоном появилось его лицо. Оно оказалось невероятно худым; фактически это был череп с глубоко запавшими глазами и выступающими вперед зубами.

— Ты видишь меня? — спросил странный человек.

Мима опешил. Ему стало ясно, что это не заурядный прохожий!

— Конечно же, я тебя вижу! Я хочу знать, кто ты такой и что здесь делаешь?

Запавшие глаза, казалось, посмотрели на Миму внимательнее. Щель рта открылась:

— Я — Голод.

— Голод! — воскликнул Мима. — Это что еще за имя?

— Имя моей должности.

— Должности? — удивился принц. Он повернулся к министру: — Что ты на это скажешь?

Чиновник явно чувствовал себя неловко.

— Наследный принц, безусловно, голод налицо. Поэтому мы и здесь. Должен признаться, что не совсем понял ваш вопрос о должности.

— О должности, про которую толкует этот человек, именующий себя Голодом, — проговорил Мима злым речитативом.

Замешательство министра усилилось:

— Мой господин, я не вижу никакого человека.

— В-в-в-вот эт-т-т-тот! — вскричал Мима, позабыв про пение. Он протянул руку, чтобы дотронуться до изможденной фигуры, мало заботясь о том, что человек, вероятнее всего, был неприкасаемым.