Как мы принимаем решения - Джона Лерер

На последнем этапе эксперимента детям дали тест такого же уровня, что и самый первый. Тем не менее ученики, которых похвалили за усилия, продемонстрировали значительное улучшение, увеличив свой средний балл на 30 %. Поскольку эти дети хотели испытать себя, даже если поначалу это могло привести к неудаче, они проходили тест гораздо лучше. Этот результат оказался еще более впечатляющим, когда его сравнили с показателями учеников, волей случая попавших в «умную» группу: их оценки упали в среднем почти на 20 %. Пережитая неудача оказалась для «умных» детей настолько удручающей, что они фактически регрессировали.

Проблема с похвалой врожденному интеллекту состоит в том, что комплимент «за ум» искажает неврологическую реальность обучения. Он побуждает детей избегать наиболее полезного вида учебы — учебы на своих ошибках. Не испытав горечи ошибки, мозг никогда не пересмотрит свои модели. Перед тем как нейроны добьются успеха, они должны неоднократно потерпеть неудачу. Этот кропотливый процесс нельзя ускорить.

И это относится не только к решающим головоломки пятиклассникам, это касается всех. Со временем легко адаптирующиеся клетки нашего мозга становятся источником знаний. Хотя мы привыкли полагать, что эксперты обременены колоссальным объемом информации и что их ум базируется на большом количестве эксплицитных знаний, в действительности эксперты очень сильно полагаются на интуицию. Когда эксперт оценивает ситуацию, он не перебирает методично все возможные варианты и не анализирует осознанно всю значимую информацию. Он не полагается на сложные электронные таблицы или длинные списки «за» и «против». Вместо этого эксперт просто полагается на эмоции, вызванные его дофаминовыми нейронами. Его прошлые ошибки предсказаний были превращены в полезное знание, позволяющее ему получить доступ к набору безошибочных эмоций, которые он даже не может объяснить.

Лучшие эксперты используют именно этот интуитивный стиль мышления. Билл Роберти принимает сложные решения при игре в нарды, просто «взглянув на доску». Благодаря своей технике интенсивных тренировок он уверен, что его мозг уже выбрал идеальные ходы. Шахматный гроссмейстер Гарри Каспаров с упорством одержимого изучал свои прошлые матчи, выискивая в них малейшие недостатки, но когда приходило время играть новую партию, то, по его словам, он играл инстинктивно, «по запаху, по ощущению». После того как Херб Штейн заканчивает съемки очередного эпизода сериала, он сразу идет домой и просматривает черновой монтаж. «Я отсматриваю весь эпизод, — говорит Штейн, — и просто делаю заметки. Я изо всех сил пытаюсь найти у себя ошибки. Обычно моя цель — найти тридцать ошибок, тридцать вещей, которые я мог бы сделать лучше. Если мне это не удается, значит, я плохо ищу». Этими ошибками обычно оказываются мелочи, такие незначительные, что никто другой их бы не заметил. Но Штейн знает, что единственный способ сделать все правильно в следующий раз — это проработать ошибки, которые он допустил сегодня. Том Брэди каждую неделю часами просматривает записи игр, критически оценивая каждое свое решение о передаче, но когда он стоит в «кармане», он знает, что не может колебаться перед броском. Все эти эксперты не случайно сошлись на настолько похожих методах. Они поняли, как использовать свой мозг по максимуму, как выжать все возможное из неизбежных ошибок.

А теперь обратимся к капитан-лейтенанту Майклу Райли. Прежде чем отправиться воевать в составе военно-морских сил Великобритании, Райли многие годы обучался интерпретировать неоднозначные сигналы на экране радара. В британских ВМС процесс обучения военных специалистов подобного профиля строится на основе моделирования настоящих боевых действий, так что старшие лейтенанты, такие как Райли, имеют возможность научиться принимать решения в правильной ситуации. Они могут учиться на своих ошибках, никого при этом не сбивая.

Во время Войны в Персидском заливе все тренировки окупились с лихвой. Хотя Райли до этого никогда не видел воочию ракету «Шелкопряд», его мозг научился ее распознавать. В то время как сам Райли на протяжении нескольких недель подряд изучал экран радара, наблюдая, как десятки истребителей А-6 возвращаются с вылетов к побережью Кувейта, его дофаминовые нейроны учились ожидать определенной постоянной последовательности событий. Тот путь, который проходили на радаре американские самолеты, был буквально выжжен в его мозгу. Но затем, в предрассветные часы после наземного вторжения, Райли увидел на радаре точку, которая выглядела немного иначе. Когда эта приближающаяся неопознанная точка появилась, она уже была слишком далеко в море, в трех поворотах радара от береговой линии. В результате дофаминовый нейрон, находившийся где-то в среднем мозге

Райли, удивился. Случилось то, что не укладывалось в обычную схему, — ошибка ожидания. Клетка немедленно отреагировала на этот удивительный поворот событий и изменила свою скорость возбуждения. Электрическое сообщение, передаваясь от нейрона к нейрону, достигло ППК. Веретенообразные клетки распространили новость об этой ошибке предсказания по всему мозгу. Годы военно-морских тренировок Райли выразились в мгновенном приступе тревоги. Это было просто ощущение, но Райли рискнул ему довериться. «Запускаем два Sea Dartl» — закричал он. Оборонительные ракеты взвились в воздух. Линкор был спасен.

До сих пор мы изучали удивительную разумность наших эмоций. Мы увидели, как колебания дофамина трансформируются в набор пророческих ощущений. Но эмоции не безупречны. Они являются важнейшим инструментом познания, но даже самым полезным инструментам не под силу решить все проблемы. На самом деле существуют определенные условия, при которых в эмоциональном мозгу систематически происходит короткое замыкание, заставляющее нас совершать ошибки. Люди, которые лучше других принимают верные решения, знают, какие ситуации требуют меньше интуитивных реакций, и в следующем разделе мы эти ситуации рассмотрим.

Энн Кляйнстайвер преподавала английский язык в средней школе маленького городка штата Западная Вирджиния, когда ей поставили диагноз «болезнь Паркинсона». Энн исполнилось всего пятьдесят два года, но симптомы были очевидны. Когда она стояла перед своим классом, пытаясь рассказать ученикам о Шекспире, ее руки вдруг начали безудержно дрожать. Затем у нее подкосились ноги. «Я утратила контроль над собственным телом, — говорит она. — Я смотрела на свою руку и пыталась дать ей команду, но она меня просто не слушалась».

Болезнь Паркинсона — это заболевание дофаминовой системы. Оно возникает, когда дофаминовые нейроны начинают вымирать в той части мозга, которая контролирует движения тела. Никто не знает, почему эти клетки умирают, но процесс этот необратим. К моменту появления первых симптомов болезни Паркинсона более 80 % этих нейронов уже умрут.

Невролог Энн сразу назначил ей рекип — лекарство, имитирующее деятельность дофамина в мозгу. (Оно относится к группе лекарств, известных как дофаминовые агонисты.) Хотя существует множество способов лечения пациентов, страдающих болезнью Паркинсона, все они используют

один и тот же принцип — увеличивают количество дофамина в мозгу. Повышая эффективность работы немногих оставшихся дофаминовых нейронов, эти лекарства помогают компенсировать смерть большого количества клеток. Они позволяют слабым электрическим сигналам пробиваться сквозь области, разрушенные болезнью. «Сначала действие лекарства напоминало чудо, — рассказывает Энн. — Все мои проблемы с движениями просто исчезли». Однако со временем Энн пришлось постоянно увеличивать дозу лекарства для подавления дрожи. «Я чувствовала, что мозг просто перестает работать, — говорит она. — Без этого лекарства я не могла ни встать с постели, ни одеться. Я нуждалась в нем, чтобы жить своей жизнью».