Научные битвы за душу. Новейшие знания о мозге и вера в Бога - Марио Борегар

Во-вторых, монистическую систему, как и материализм, может разрушить любое свидетельство против нее. Это слабое место встроено в систему самой ее природой; его нельзя приписать строгой, необоснованной или предубежденной критике. В итоге монистическим системам свойственно враждебное отношение к исследованиям с целью получения свидетельств против допущений той или иной системы. Сторонники этой системы стремятся предотвратить подобные исследования. Кроме того, порой они стремятся манипулировать определениями, чтобы таких исследователей считали действующими ненаучными методами, независимо от полученных свидетельств, как в случае с Гильермо Гонсалесом.

Не упуская из виду эти проблемы, обратимся к нашему ключевому вопросу: какие свидетельства из области нейробиологии бросают тень сомнения на материалистскую интерпретацию человеческого разума и духовности?

До сих пор в книге говорилось лишь о том, что материалистские предположения не только не объясняют природу человека, но и ограничивают области, в которых позволительно проводить исследования, до конкретных, сравнительно хорошо изученных и к настоящему моменту преимущественно непродуктивных областей – таких, как догадки о доисторическом периоде, наблюдение за приматами и искусственный интеллект. Значит ли это, что сама наука, за исключением предположений материализма, не в состоянии внести вклад в понимание духовной природы человека? Конечно, нет! Скорее, задача науки заключается в том, чтобы развить гипотезы, всерьез учитывающие наблюдаемые факты и позволяющие не ограничиваться материализмом.

В этом и состоит ключевая проблема, за которую следует взяться. Большинство людей, отвечая на вопросы о себе, считают, что у нас есть «разум», который мы отличаем от нашего «мозга». Мы полагаем, что наш разум производит фундаментальный выбор действия, который осуществляют цепочки нашего мозга. К примеру, водитель, неожиданно увидевший впереди пробку, может решить не чертыхаться и не сигналить, а просто пожать плечами и свернуть в переулок. Мы могли бы описать мыслительный процесс водителя следующим образом: «Гарри мысленно решил не нервничать, а просто поехать домой другой дорогой». Мы не говорим: «Цепочки в мозге Гарри заставили его убрать руку с клаксона и вместо этого повернуть направо, в переулок». Мы подразумеваем, что у Гарри есть свободная воля и что он – или нечто, имеющееся в нем, – действительно способен решить, как он будет действовать[93].

Как мы уже видели, материалистская нейробиология не может дать подобное объяснение разуму или свободной воле. Она подразумевает, что Гарри и любые наблюдатели – жертвы иллюзии свободной воли, поскольку в материализме не предусмотрена модель возможной работы свободной воли.

Материализм требует, чтобы все события имели материальную причину, то есть причину, управляемую физическими силами природы в понимании классической физики. Все это неизбежно означает «детерминистскую» причину. Объект никоим образом не может не действовать в соответствии с этими силами, как бильярдный шар не может не сдвинуться с места в том направлении, в котором его отправляет удар. Отлично, тогда предположим пока, что всеми событиями управляют физические силы природы. Но есть ли у нас точное объяснение этих сил, особенно тех из них, которые, возможно, действуют в нашем мозге?

Большинство людей полагает – просто потому, что это кажется им разумным, – что на фундаментальном уровне материальной реальности наша вселенная состоит из мелких частиц материи. Римский поэт Лукреций так объяснял реальность примерно через 55 лет после начала новой эры:

Исаак Ньютон, блистательный автор законов тяготения, живший в XVII веке, был убежден в правильности схожей идеи:

Как оказалось, Лукреций и Ньютон ошиблись. Фундаментальные уровни физической реальности не имеют ничего общего с этими описаниями. Они представляют собой совокупности силовых полей. В начале XX века физики доказали, что эти силовые поля, «квантовый» уровень нашей вселенной, не обязательно подчиняются «законам природы», знакомым нам.