Мой чужой ребёнок - Настя Ильина

Не знаю, сколько времени я пролежала вот так… Но в дверь позвонили. Я встала, вытирая слёзы со щёк, и поспешила открыть. Даже не стала смотреть в зеркало, не красилась ведь, значить размазать тушь по щекам не смогла бы.

Я даже в дверной глазок не посмотрела… Открыла и застыла на месте соляным столпом. В подъезде стоял Максим с букетом роз кремового цвета в руках. Он смотрел на меня, улыбаясь уголками губ, и плотину прорвало…

Я думала, что смогу сдержать свои чувства и эмоции, но ничего не получилось… Я проиграла. Бросилась ему на шею, прильнув всем телом, которое било лихорадочной дрожью в эту секунду.

Кажется, я заплакала… Потому что услышала его заботливый голос:

— Тссс!!! Тише-тише! Успокойся! Теперь всё хорошо…

А крепкие мужские руки сомкнулись вокруг моей талии. Наверное, следовало поблагодарить тех, кто вывел сорт роз без шипов. Я улыбнулась, утопая в объятиях мужчины, по которому чертовски скучала.

— Всё хорошо! — продолжал шептать Максим, а до меня начало доходить осознание того, что стою с ним в обнимку.

Стыд принялся потихонечку заволакивать в свой плен, и я уже не знала, как оторваться от него, чтобы не выдать себя с потрохами.

Я не смогла сдержать захлестнувшие чувства и эмоции, просто не вышло сделать это. И вот теперь понятия не имела, как себя повести.

— Оль, я не мог не прийти… Но и задержаться надолго не могу. Не хочу, чтобы Галя с ребёнком оставалась, — произнёс Максим, и я отстранилась от него.

Он ловко перевёл тему, так стало даже проще. По крайней мере, угрызения совести отошли на второй план.

— Галя ведь её… — у меня язык не повернулся сказать «мать». Ну не могла я кого-то называть мамой девочки… Не могла и всё тут, потому что считала её своей.

— Она не мать… Так… Жалкое подобие. И ребёнка она хотела только ради инстаграмма. Но я уверен, что с этим всё решится в ближайшее время. Иначе просто ведь быть не может. Оль, ты, пожалуйста, не держи на меня зла. Все эти недоговорённости… Я очень хочу пообщаться с тобой, всё обсудить, но не могу пока. Просто ты знай, что ты для меня гораздо больше значишь и…

— Я знаю. Теперь знаю. Спасибо большое за всё.

Я, наконец, взяла цветы из его рук. Губы начало покалывать мелкими вибрациями, словно хотелось прикоснуться ими к другим губам. К губам Максима. И мне стало страшно от этой мысли. Нельзя было думать о нём в романтическом ключе.

Эти объятия совсем ничего не значили… Мне следовало твердить себе слово «нет», как мантру, чтобы не переступить черту дозволенного.

Максим какое-то время смотрел мне в глаза, отчего по телу бегали мурашки, щекоча его и делая желание попробовать губы мужчины на вкус ещё сильнее.

— Я скоро всё решу с женой… Я нанял детектива, чтобы разведал всё о её прошлом.

Мне стало не по себе. Показалось, что враз выбили воздух из лёгких, лишая дыхания. Если он нанял детектива, то тому непременно станет известно и об истории с учителем. История, в которой замешена я.

— Максим, понимаю, что ты торопишься, но я хочу сказать, чтобы между нами не было недомолвок…

Его телефон начал звонить. Судя по недовольному виду, это была жена или кто-то с работы. Я отступила назад.

— Доставка пиццы! — вышел из лифта курьер.

Всё было против нас. Что-то постоянно отвлекало, мешало поговорить и признаться. Я замешкалась, а Максим сделал шаг назад.

— Я позвоню тебе вечером, — прошептал он.

Мы даже не договорились, когда сцеживать молоко для Василисы, а ещё меня вдруг обухом по голове ударили… Пицца ведь не самая полезная еда для кормящей матери. Мне следовало срочно пересмотреть свой рацион. Максим скрылся в лифте, а я поставила подпись в получении, забрала пиццу свободной рукой и вошла в дом.

— Мам, мам, а кто тебе цветы подарил? Папа? — выбежал Витя в коридор, не выпуская из рук игрушку.

— Нет. Не папа. Это курьер принёс… — принялась оправдываться я.

— Ура! Давай кушать пиццу.

С облегчением выдохнув, я направилась на кухню, чтобы поставить цветы в вазу и положить сыну пиццу. Сама решила съесть небольшой кусочек, а потом сварить гречку. В ней много железа, будет полезно малышке. А ещё хорошо было бы купить молока и пить с ним горячий чай, чтобы повысить выработку молока…

До вечера мы с Витей играли в развивающие игры. Говорят, что в этом возрасте мальчики отстают от девочек, но мой мог дать кому угодно фору, даже первоклашке, наверное, потому что уже с лёгкостью считал до двадцати и потихонечку начинал собирать буквы в слоги. Я занималась с ним всегда, даже уставшая после работы, ведь в садике никто не будет пытаться развивать ребёнка, а мне хотелось, чтобы он был умный и всё умел.

Утомившись, Витя принял ванную и лёг спать пораньше, а я пришла в комнату и начала гипнотизировать телефон. Сначала долгое время разглядывала Василису, млея только от одной мысли, что Максим назвал её именно так, как хотела я… А потом просто ждала его звонка, он же обещал позвонить.

Около часа ночи мне пришло сообщение.

Максим: «Не спишь ещё?».

Я быстро набрала ответ и принялась ждать его реакцию. Он позвонил. Волнительная дрожь заполнила каждую клеточку тела.

— Ты прости, что раньше не позвонил. Молока не хватило, Васюша обжорка, поэтому мы с мамой разводили смесь, — произнёс он почти шёпотом, от которого я поняла, что значит выражение «волосы дыбом встали». Волна вибраций прошлась по всему телу, пробуждая в нём тоску.

Как бы хотелось увидеть её вживую… Прикоснуться к маленькой ручке, но я подавила это желание. Не следовало рассчитывать на многое, мне и без того уже было доступно больше, чем я могла предполагать.

— Ты приезжай завтра утром… Или человека пришли, я передам свежее молоко… — сказала я.

— Да. Я приеду. Конечно же. Я так рад, что мы, наконец, увиделись… Так много хочется тебе сказать. К слову, ты хотела что-то поведать мне.

Я задумалась. Стоило ли рассказывать такое по телефону? Впрочем, хуже будет, если Максиму станет известна эта история от третьих лиц.

— Да хотела. Это связано с Галей… И моим участием в одной неприятной истории…

— Говори… — в голосе Максима послышались леденящие душу нотки.

Я начала рассказывать ему, как всё было с историком, опасаясь, что это наш последний разговор, что он больше не захочет меня знать, назовёт бесчеловечной дрянью, ведь именно такой я себя и считала, и никакие оправдания о том, что я была перепуганным ребёнком не помогали.

* * *

Я слушал рассказ Оли, всё больше убеждаясь в том, что моя жена — дрянь. Самая настоящая. И мне уже не хотелось дожидаться расследования детектива, я готов был взять и выставить её вон из дома. К Васе она не подойдёт. Не позволю ей приближаться к ребёнку, даже если придётся увезти дочь с мамой подальше.