Психиатрическая лечебница: На руинах прошлого - Максим Диденко

она так испугалась. Он подошел и стал успокаивать жену, приговаривая, что все обойдется, все будет в порядке и что в обиду он ее не даст никому из этих тупоголовых стервятников, желающих закрыть дело любыми способами, несмотря на сопутствующие травмы и потери.

— Спасибо тебе, — с трудом проговорила Юля, немного успокоившись. — Я не представляю, что бы было, не появись ты так вовремя. И зачем я вообще его впустила в квартиру… Дура…

— Ну, не надо так. Я всегда рядом. Никто тебя у меня не заберет.

Он обнимал и гладил ее по голове говоря, что не позволит им ее докапывать расспросами, как минимум сейчас. А если у них появятся какие-либо причины начать делать это, то все будет происходить лишь в присутствии хорошего адвоката, которого он самолично подберет для нее. Говорил, что у них нет ни единого шанса разрушить их жизнь, как и права на то, чтобы в нее вмешиваться. И Юля ему доверилась.

Глава 8. Нелепая встреча

Неужели он и правда может о чем-то догадываться? Есть ли хоть малейший шанс, что кто-то действительно сможет обставить все не в ее пользу? И с какими последствиями ей придется столкнуться, если вся правда о поджоге всплывет на поверхность? — Всеми этими вопросами задавалась Юля, пока пыталась прийти в себя после неожиданного визита следователя Довлатова в их квартиру.

Стоя у плиты, время от времени вытирая стекающие по лицу слезы, стараясь не быть на этом замеченной, Юля готовила ужин для своих проголодавшихся мужчин, на котором присутствовать не хотела и не планировала: деревянной ложечкой она помешивала макароны по-флотски в сковороде, нарезала салат из купленных вчера овощей и зелени, и одним глазком посматривала за бурлящей в кастрюле на плите лилово-розовой жидкостью с поднимавшимися со дна ягодами красной смородины и малины. Вполне обычный ужин для вполне обычной семьи, если не считать крайне негативного эмоционального фона, каждый раз повисающего в воздухе, стоило Артему с Юлей оказаться наедине. Он, ничего не спрашивая, пытался понять, как можно облегчить ее состояние, а она — разобраться в себе, чтобы ее поведение как можно меньше влияло на погоду в доме. Больше всего она переживала о сыне, который едва не лишился матери несколькими неделями ранее, а теперь думает, что все обошлось. Ей очень не хотелось, чтобы он думал иначе или хотя бы что-то подозревал. А сделать это было очень непросто ввиду того, что парень не по годам смышлен.

Пусть она внешне и не казалась взвинченной, но нервное состояние преследовало ее еще около полутора часов. Закончив с ужином, она накрыла на стол на две персоны и сказала Артему, что хочет пойти прогуляться.

Он понимал ее желание, или думал, что понимает, потому не стал отговаривать, хотя и очень хотел привести этому веские аргументы. Мог бы заставить ее думать о Никите и его постоянных вопросах о том, куда его мама периодически исчезает, а теперь еще решила пойти якобы погулять на ночь глядя. Но после слов жены «чтобы взять себя в руки, мне нужно проветрить мозги, а то так и с ума сойти не долго» он, в знак отсутствия возражений, поднял ладони к верху, говоря, чтобы она поступала как считает нужным. Именно на такую реакцию мужа и рассчитывала Юля. Она ушла бы в любом случае, просто не хотела накалять обстановку еще больше. И без всех этих ссор на почве ее состояния было тошно.

— Я скоро вернусь, — сказала Юля сыну и поцеловала его в макушку, когда тот уселся за стол, выкрикивая искреннее восхищение изобилием вкуснятины на столе. — Нужно кое-что купить на вечер. Не скучайте, мальчики.

Никита сразу же набросился на макароны, не обращая никакого внимания на салат — разве детей заставишь кушать зелень? Артем же молча провожал жену взглядом до тех пор, пока она не скрылась за входной дверью, накинув на плечи легкую ветровку. За окном уже вечерело. Без куртки наверняка было бы достаточно прохладно. Но основная причина, по которой она взяла с собой куртку, было не это. Если бы она хотела выйти на пять минут, только чтобы подышать свежим воздухом, то и не стала бы думать о погоде на улице. Он понял, что Юля ушла надолго.

На этот раз она действительно решила просто прогуляться, хотя мысли ее были поглощены не столько заявлением Довлатова, сколько той находкой — книгой, что она откопала в руинах бывшей лечебницы. Выйдя в свет придорожных фонарей, она сама не заметила, как сменила причину своих тревог. Она даже подумала, что это четыре стены квартиры так дурно влияют на нее, ведь стоит лишь покинуть квартиру, как все сознание приобретает абсолютно иные оттенки и направления мыслей.

Сейчас она больше всего жалела, что не поторопилась, не дала себе времени полистать книгу именно там, утром, в тот самый момент, когда была такая возможность. По сути, спешить было некуда. Артем сам освободил ее от обязанностей собирать и провожать их сына в школу, как и от приготовления завтраков, говоря, что поджарить тосты, намазав их маслом, и заварить чай он сможет и сам. Да и в целом сделает все, чтобы его жена максимально быстро оправилась от пережитых событий, забрав на себя большую часть ее домашних обязанностей. И хоть она пыталась ему сказать, что ей гораздо легче, когда может чем-то заниматься по дому и заботиться о них с сыном, Артем отговорок слушать не хотел. Это казалось ему правильным.

Ввиду всего этого, Юля только сейчас поняла, что лучше всего было бы остаться и прочесть хотя бы часть книги. В таком случае, сейчас бы ей не пришлось изводиться от нетерпения узнать, о чем писал в ней доктор Высоков, или Димитрий Высший, коим именовал он сам себя.

Она могла бы узнать мотив, идею книги — для чего она вообще писалась, кому была предназначена? Быть может, это всего лишь что-то вроде судового журнала, в который вносятся все важные детали и подробности событий, происходивших в стенах лечебницы. Но даже если и так, неужели это не интересно? И не просто интересно, а может приоткрыть завесу между тем, что ей удалось узнать от Михаила, тем, что сама смогла выяснить, и тем, о чем никто из людей еще не знает. Только в том случае, конечно же, если эта книга в процессе написания или по ее завершению не была обнародована, в чем Юля очень сомневалась. Больно затертой она выглядела, очень старой и