Господин Розочка - Зильке Ламбек

— Есть в нём что-то пугающее, мне даже немного не по себе, — сказала мама.

— Да ну, это пройдёт, когда ты узнаешь его поближе, — сказал Мориц. Но втайне он и сам был рад, что этот день остался позади. Сейчас он бы с удовольствием съел большой кусок горячей пиццы.

И тут мама спросила:

— Давай в честь такого дня пойдём съедим пиццу?

— Отличная идея! — воскликнул Мориц. — Я как раз о ней думал.

В субботу должны были вернуться домой папа и Тим. Мориц забрался с ногами на диван и смотрел в окно, чтобы не пропустить, когда из-за угла покажется машина. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, когда они наконец припарковались перед домом. Мориц сбежал по лестнице и бросился на руки к папе.

— Привет, Большой, как я рад тебя видеть, — сказал папа и взъерошил ему волосы. — Как тут у вас, всё в порядке?

Мориц кивнул и сунул голову в салон машины, где в своём автокресле спал Тим.

— Привет, Тим! — крикнул он.

Тим открыл круглые, как шары, глаза и расплакался, потому что ещё хотел спать.

Когда папа с Морицем отнесли все вещи наверх и Тим успокоился, они приготовили овощную лазанью, обильно посыпанную тёртым сыром. Мориц держал Тима на коленях и играл с ним в «По кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам!» до тех пор, пока тот не начал икать от смеха. Мама рассказывала папе про господина Хюбериха.

— И представь себе, — сказала она, — тут он и в самом деле говорит: «Солнечно-жёлтым, всё в солнечно-жёлтых тонах…» — И она опять расхохоталась так, что даже не могла есть.

— Удивительно, — сказал папа. — Как будто ему промыли мозги.

Мориц рассказал про Штефана Рабентраута, который в последние дни был тише воды, ниже травы.

— С тех пор как он вылетел из команды, отец запретил ему водиться с Мартином Ховилером. И Мартин тут же нашёл себе другого приятеля. И теперь Штефан топчется на школьном дворе один и не знает, куда себя девать, — удовлетворённо сказал Мориц.

Про то, что сам он на перемене язвительно подколол Штефана: «Ну, Штефан, что-то ты совсем один сегодня», он благоразумно умолчал.

Следующие несколько дней Мориц тщетно высматривал господина Розочку. Обещанного приглашения не последовало, и на лестничной площадке они ни разу не встретились. Зато мама каждый вечер, приходя с работы, рассказывала какую-нибудь весёлую историю. В понедельник господин Хюберих велел заменить серое ковровое покрытие в бюро на ярко-красную плитку. Во вторник он накупил блинов на всех сотрудников, а в среду объявил, что впредь после пяти часов вечера на работе никто задерживаться не должен, поскольку к этому времени все слишком усталые, чтобы создать что-то толковое. В четверг мама пришла домой с большим букетом цветов, который господин Хюберих преподнёс ей в благодарность за многие сверхурочные часы работы в последние месяцы.

— Я непременно должна рассказать об этом господину Розочке, — сказала мама.

Но господин Розочка как сквозь землю провалился.

В пятницу Мориц позвонил в его квартиру, но за дверью всё оставалось тихо. Он уже начал тревожиться. Господин Розочка ничего не говорил о том, что должен ехать в Каппадокию прямо сейчас. Мориц написал записку и просунул её под дверь.

Дорогой господин Розочка! В выходные мы едем навестить бабушку. Но в воскресенье вернёмся. Я надеюсь, у Вас всё хорошо.

Большой привет,

Ваш Мориц.

Когда воскресным вечером они вернулись из поездки, у господина Розочки горел свет.

— Эй, смотрите-ка! — воскликнул Мориц и хотел немедленно позвонить в дверь.

Но папа остановил его:

— Уже поздно, успеешь и завтра, — сказал он. — Теперь господин Розочка никуда не денется.

Оказалось, что этого и вправду не стоило опасаться. Когда они пришли к себе наверх, в холле лежал небесно-голубой конверт, который явно был просунут под дверь. На нём аккуратным почерком господина Розочки было написано: «Морицу». Мориц надорвал конверт и достал письмо.

Дорогой Мориц, я тоже ненадолго уезжал. Но теперь я вернулся и буду рад, если во вторник ты сможешь зайти ко мне на кофе. Приблизительно в половине четвёртого, после домашнего задания.

Большой привет,

твой Леопольд Розочка.

Мама и папа ничего не имели против того, чтобы Мориц навестил господина Розочку.

— Может, подарить ему бутылку хорошего вина? — предложил папа.

— Могу захватить её с собой, — сказал Мориц.

Во вторник после обеда он стоял перед дверью господина Розочки, полный ожиданий. Изнутри доносились тихие звуки арфы. Не успел Мориц и руку протянуть к звонку, как дверь широко распахнулась, и господин Розочка поприветствовал его.

— Привет, мой мальчик, как хорошо, что мы снова увиделись. Входи же, входи.

Господин Розочка был одет в бархатную куртку пурпурного цвета, перепоясанную кушаком, а на ногах у него были расшитые кожаные туфли с острыми носами. Мориц протянул ему бутылку вина:

— Это от мамы и папы с большим приветом, — сказал он. — И спасибо за то, что случилось с начальником.

— О, мне очень приятно. Ну, и как он себя ведёт? — спросил господин Розочка.

— Стал гораздо любезнее, — сказал Мориц. — Вчера он объявил, что раз в месяц в фирме должен быть день ребёнка, потому что дети — самые лучшие выдумщики.

Беседуя, они дошли до гостиной.

— А раз они теперь будут проектировать и дома для семей с детьми, то… — Мориц осёкся и не довёл фразу до конца. То, что он увидел, лишило его дара речи.

В гостиной больше не лежали лоскутные ковры, вместо этого весь пол был засыпан песком. Зелёный бархатный диван исчез, равно как и обеденный стол. Всё пространство было совершенно пустым, если не считать большого шатра. Полог шатра был откинут так, что можно было видеть его внутреннее убранство. Там лежали яркие ковры и вышитые подушки, низенький деревянный стол был уставлен серебряными чашками, вокруг горели толстые свечи, защищённые от возможного ветра колпаками.

— Я решил тут всё немного переоборудовать, — довольно сказал господин Розочка. — Ведь хорошо стало, правда?

Мориц кивнул.

— Но где же ваша мебель?

— Так сказать, перепрятал, — ответил господин Розочка без дальнейших объяснений и жестом пригласил его в шатёр. — Обстановку надо время от времени менять.

Это убедило Морица, хотя он не знал других примеров, чтобы кто-то превращал свою гостиную в пустыню.

— Часто вы это делаете? — спросил он.